заметил, что Ивашка Алфимов поработал хорошо. У казачка появился и страх, и осознанье, что ему самому надо себя спасать. Владыка спокойно и терпеливо изучал этого человека, которому смолоду выпала доля воевать в самой страшной и изнурительной, не прекращающейся ни на день войне, без линий фронта, армий, наступлений и отступлений, передышек, без каких-то правил в отношении мирных жителей, раненых, пленных и убитых. Патриарх был хорошо осведомлен о том, как медленно, шаг за шагом продвигались служилые люди на юг, как раз за разом надо было казне выделять огромные средства на строительство новых крепостей, на восстановление разрушенных и сожженных татарами, поляками и литовцами городов, на пополнение гарнизонов окраинных застав. Совсем недавно вместе с государем он обсуждал программу строительства новых крепостей на юге, которые с валами должны будут составить новую оборонительную черту. Они еще не решили, какой город станет главным, сколько и каких крепостей нужно. Но было понятно, что без трех-четырех десятков вновь построенных городов-воинов Белгороду, Валуйкам и Осколу не справиться. Тот же Белгород в прошлом 1624 году не устоял, сожгли поляки и литовцы большой острог, разграбили уезд и всю округу. Тут же Патриарх с удовлетворением отметил про себя, что его заботами белгородский воевода Абросим Иванович Лодыженский восстанавливает Николаевский мужской монастырь – форпост русской веры на юге, верного помощника в делах государственных, глаза и уши в беспокойном крае.
Филарет высоко ценил служилых людей в этих крепостях. Они умели воевать, когда враг был и перед лицом, и в тылу, и с флангов. Злой, лютый, коварный враг непрерывно жег крепости, разорял села, грабил, убивал, насиловал, захватывал в плен. Русский человек, противостоящий этому противнику, был на вес золота. Владыка не сомневался, что и этот детина, чем-то похожий на летописного богатыря, был из такой породы людей. Именно для того, чтобы вот таким людям воевать было легче и задумали они с царем Михаилом большой полк в тех землях образовать, да только денег в казне на его создание пока не имеется. Размышления Филарета прервал приглушенный, с легкой хрипотцой голос измученного пленника:
– Мне, мил человек, скрывать нечего. Вины за мной никакой нет. Перса этого к воеводе Лодыженскому я сопровождал, это правда, – Кривцов перевел дыхание, откашлялся. Попытался хоть как-то поменять положение отекших рук в намертво обхватывающих запястья колодках. Усилия были напрасны. Для убедительности своего ответа добавил: – Да, я не только с ним у воеводы был. Он всю крепость осматривал, в торговых рядах прохаживался не раз, в храмах был. Как-никак целую неделю посольство его отдыхало, к последнему переходу в Москву готовилось, провиант по всей округе скупали. В Белгороде и магометан немало, торгуют, разными ремеслами владеют. Так он и с ними беседы вел.
Казак заметил, что незнакомого старца его ответ удовлетворил
– И о чем же, как ты говоришь, вел беседу Абросим Иванович с этим Урусамбеком? – поинтересовался
