собирают, народ уму разуму учат. Абросим Иванович еще сказал, что Московскому государству ой как надо заступничество Спасителя и Пресвятой Богородицы, что нечисть всякая к нам лезет из всех щелей, со всех сторон, с разных концов. И подытожил, в Москве, мол, по достоинству оценят подарок Шах-Аббаса – Ризу Господню.
– Историю ты мне знатную рассказал, – заметил с такой же твердостью в голосе, как и в начале допроса Филарет. – Ну а о чем они еще разговаривали, может что еще воевода Лодыженский послу рассказывал?
Кривцов чувствовал каждой клеточкой своего обнаженного тела, что задел боярина за живое. Он мучительно вспоминал, что же еще говорили друг другу посол и воевода. И вдруг его осенило. Урусамбека, его спасителя и одновременно виновника ивановых страданий, Грузинцем еще телохранители между собой называли. А Абросим Иванович спросил тогда, откуда у него такое прозвище. Посол же объяснил, что он родом из Картлийского царства, грузин, только вот веру другую принял и служит Шах-Аббасу. Вспомнив этот факт, казак воскресил в памяти и то, что после этого сказал послу воевода. Как только в сознании Кривцова возникла эта картина прошлого, он тут же с опаской обратился к пытчику:
– Вспомнил я, боярин или как там тебя еще величают, вспомнил! Может именно это тебе и нужно. Этого посла Урусамбека еще Грузинцем называют. Так вот, когда он Лодыженскому рассказал о своих грузинских корнях, Абросим Иванович ему между прочим сообщил, что совсем недавно несколько дней в Белгороде провели картлийские и кахетинские князья. А были они у самих Государя и Патриарха. Искали покровительства, хотели к Московскому государству присоединиться. Да только отказано им в этой просьбе было.
Казак умолк. Силы его покидали быстро. Голова Ивана сначала качнулась назад, потом медленно опустилась на стол. В следующий миг Кривцов потерял сознание. Упасть на пол не позволяли накрепко удерживаемые в колоде обе руки.
Филарету от казака не нужно было больше ничего. Все, что хотел разузнать Святейший, он выведал. Владыка позвал Алфимова. Тот зашел в помещение. Ему было достаточно одного взгляда на Кривцова, чтобы определить, что тот полностью обессилел. Пытчик аккуратно взял из рук Филарета свой кафтан. Патриарх с трудом встал с табурета, задумчиво посмотрел на Кривцова и заметил:
– Оклемается, казачок, обязательно оклемается. Богатырь, одной с тобой породы, –Патриарх похлопал пытчика по железным плечам. Алфимов почувствовал, что Святейший доволен его работой. Сделав паузу, Владыка добавил: – Казака оденьте и накормите. Да оденьте по чину человека служилого! До моего особого распоряжения его содержать в застенках Ивана Васильевича Чернышева, с должным вниманием.
Резкий стук в дверь оторвал Патриарха от размышлений над тем, что с ним произошло в ранние утренние часы. Дверь открылась, и на пороге появился Государь – сын Михаил. За ним, в полумраке были едва различимы силуэты князя Ивана Васильевича Чернышева и монаха Иллариона.
Глава
