верст событий.
Первый раз свидетелем чуда Семен стал шесть лет тому назад. Тогда, через несколько дней после смерти в плену старшего Голицына, молодой князь отправил его, Кольцова, с посланием к игумену Белгородского Николаевского мужского монастыря. Старец-настоятель всего несколько минут посмотрел на послание, а расспрашивал целый час, да так, будто сам провел рядом с умирающим князем последние часы его жизни. И в дальнейшем такие чудеса случались не раз. Молодой, в расцвете лет мужчина не переставал удивляться чудодейственной силе свитка с кружочками, крючочками и палочками, но никогда не позволял себе без разрешения на них взглянуть. Но каждый раз, когда конюшему предлагалась награда за доставленное послание, просил лишь об одном: разрешить ему прикоснуться пальцами к загадочным и таинственным буквам. Особый восторг у него вызывали заглавные, иногда писанные красной краской буквы. Ему казалось, что они похожи на храмы, возвышающиеся над городами, крепостями, слободами, нарисованными с помощью обычного гусиного пера.
– Иди, позови княжну Наталью Васильевну, – приказал Кольцову князь. – Да передай, пусть сразу оденется потеплее да поторжественнее.
И с чувством досады и обиды на конюшего за нарушенный неприятным происшествием покой прикрикнул:
– Исправлять дело надобно. К князю Ивану Васильевичу Чернышеву отправляю вас с извинениями моими и мольбой о прощении. Самому мне к нему идти на поклон следовало бы, да времени у меня не осталось. К государю и Патриарху Филарету подобает в таких случаях прибыть и повиниться.
Несколько секунд помолчав, он великодушно заметил:
– А ты говоришь, ни царапинки не досталось! Смуты наделали сколько воры-разбойники. Следует это дело по полочкам разобрать, а государей Михаила Федоровича да Федора Никитича успокоить перво-наперво.
Семен не раз слышал, как молодой князь Патриарха Филарета государем называет, и поэтому слова Голицына не вызвали у него недоумения. Кольцов, заметив, что князь принялся выводить волшебные буквы, направился к княжне Наталье Васильевне в девичий терем.
Василий Васильевич остался наедине с тяжелыми думами. Поставив подпись «Голицын» и украсив последнюю букву замысловатым вензелем, он встал из-за стола и направился в дальний угол палаты, отгороженный глухой бревенчатой перегородкой с массивной дубовой дверью посередине. Голицын любил уединяться в этой невидимой с первого взгляда и недоступной для посторонних небольшой комнатке, украшением которой был необычайной красоты иконостас с иконами Спасителя, Пресвятой Богородицы, святых апостолов и преподобных, а также золотой подсвечник на высокой серебряной ножке. Справа от входной двери была устроена лавка и полка, заполненная до отказа книгами. Здесь были и древние летописи, передававшиеся по наследству, и деревянные книги из липовых дощечек, с резанными писалом текстами, сохранившиеся еще с давних времен, и книги Священного
