сам вступил в битву наравне с подданными, выплёскивая на врагов всю накопленную ненависть. А голубоглазый и черноволосый драконий оборотень, возвестивший императору о крылатых владыках, прикрывал повелителю Заката спину. И пусть второе его обличье было отвратно и совершенно не походило на драконье, реакции Янира, скорость движения и сила, с которой оборотень орудовал своей саблей, были за пределами человеческих возможностей.
…А когда солнце поднялось в зенит, к столице, словно сговорившись, почти одновременно подступились отряды вольников и небольшое, но дивно слаженное войско эйо. Они ударили в спины радужноглазым одновременно с восхода и полудня, прямо с походного марша врубились в битву, не дав врагам и мгновения, чтоб опомниться и перестроить порядки.
Тотчас кто-то из командиров, не дожидаясь указаний императора, отдал приказ открыть ворота Скоррде, и воодушевлённые солдаты наконец-то сами ринулись в атаку – впервые за полтора месяца осады.
Теперь, когда битва была окончена, император устало смотрел, как разоружённых и связанных тайлеринов и их фанатичных верных небольшими группами загоняют в город, словно скот.
«Правителей и командиров – лично допрошу и казню, – думал повелитель Заката. – А остальных продам на Рудные острова. В нижние шахты, на дно! Пусть страдают за каждого моего погибшего подданного!»
И кровожадно улыбался в предвкушении.
– Мой повелитель!
Император, отвлёкшись от сладостных дум, повернул голову. По лестнице, ведущей на стену, тяжело взбежал гвардеец в разорванной в нескольких местах кольчуге.
– Мой повелитель, мы взяли их командующего! – радостно выпалил он.
– Иду! – тотчас отозвался император.
Гвардеец, кивнув, бросился обратно. Император постоял немного, глядя ему вслед, а затем коротко махнул рукой молчаливо ждущему его приказаний драконьему оборотню и медленно пошёл вниз.
С внутренней стороны стены царила суета. Двое крестьян тащили куда-то огромный чан из-под земляного масла, навстречу им спешила пышнотелая румяная девица с накрытой полотенцем корзиной в руках, над сваленной на углу ближайшего дома грудой деревянных обломков задумчиво чесали затылки трое мастеровых. Отовсюду слышались голоса, сквозь них с трудом пробивался скрип колодезного ворота и хриплый собачий лай.
Императору почтительно уступали дорогу. Повелитель, быстрым шагом миновав прилегающую к стене улицу, свернул к одной из площадей, где на скорую руку соорудили загоны для пленных. Двое Плащей, дежуривших у загонов, отсалютовали ему, император, проходя мимо, кивнул в ответ.
– Повелитель!
Император повернул голову, отыскал глазами уже знакомого гвардейца. За спиной у того, связанный по рукам и ногам и окружённый пятёркой Плащей, стоял тайлерин. Длинное, некрасивое по человеческим меркам лицо его было опухшим и посиневшим от ударов, запачканные кровью волосы слиплись
