и хочет изобретательски усложнить каждое чувство внутри человека, что становится чёрной тенью, вокруг которой ходит обречённый Зольден в надеждах угадать кто из этих прародителей стал наиболее уважаем и за какой изобретательской гласностью видит геном сегодня эту стихийную форму самоутверждения нового казуса внутри людей. Разворачивая свитки и сжимая постоянный хаос в мысленной преграде думать и ждать о своей свободе на глубине сна, хочется всё же рассказать в предчувствии ещё не задуманную вечность в своей фантастической форме предложенного умозаключения быть человеком. На частном праве которого всходят чёрные розы благоразумия и тихо цветут миллиарды росчерков новой пустоты художественных дней. Они такие же как и ты и призраки во сне им не могут предугадать сложные геномы повседневной тяжести умозаключения в электрическом глазу постоянного ужаса.
Бормотать господину сквозь чёрно-фиолетовую шляпу формального ужаса быть человеком не так и просто, несложно доказать обратный ход времени, когда на лицо ложь из постоянной свободы становится тонкой нитью и обращает зрелые причины к своей последней темноте в современном обществе. Ходил ли господин по таким дорогам, или его окутал мнительный прогресс стать всемирной точкой бытия на аллегории вечного человека? Он так и не отгадает мир призраков, в чьём контексте живёт Зольден и понимает свои точные основы природы блага. Но подаёт ли руку этому призраку космос в своей сферической разнице быть нетленным на планете Земля, или постоянно танцевать у могил в излюбленных позах шута, что схожестью своей философской рамки о свободе сегодня увенчает это гиблое общество на очередной путь в пропасть неизлечимых болезней и старости быть тлетворным и мнительным человеком своей судьбы? Когда красный шут по тонкой колее блуждающего страха отчуждения и боли несмело видит своё отвращение на тени того же общества и ловкой рукой снимает звонкие пределы мира одного казуса впереди себя самого. Этот красный звонок, предыстория мирной тоски – знакома каждому спящему человеку и ночью нисходит над будоражащими отблесками холодного воздуха, замирающего между глаз. Будто бы ты сам стал этим тлетворным чудом человеческого века и умываешь свои руки над кровавой белизной могущества быть человеком, но желаемый стать воплощением мира на земле не знаешь как это сделать. Оседлать ли очередного шута под странные козни времени, или стать ему половиной века и умывать гордо слёзы с поникшего чувства современной тоски, дабы сам того не признавая ты стал электрическим глазом и блуждаешь ночью своей не успокоенной души говорить правду. Не являясь таковым наяву ищут похожие тени твоего господина и чёрно-фиолетовый свет будоражит мелкие всходы страшной пустоты впереди.
Тем, что начал в этой немилости лжи отпадать твой последний шут и говорить о своём прошлом наяву, вспоминает Зольден, как муки совести устрашают его руки и не дают ему пройти все круги злосчастной темноты
