его родителей. Точнее то, что от нее осталось… Раньше на этаже было лишь по одной квартире, а при советской власти соорудили перегородки – нарезали по три-четыре. Хорошо, что в случае с его родителями именно нарезали, а не превратили в коммуналку. Они врачами были, кому-то из главных большевиков шибко нужными, но до поры до времени… В блокаду умерли от голода. А муж Марго, мой дядя, несмотря на то что воевал и дважды был ранен, пошел в 52-м по какому-то сфабрикованному делу, попав в очередную волну репрессий на науку, и вроде срок и небольшой схлопотал, но как-то сразу сник и быстро скончался. А может, уголовники зарезали… Знаешь, что удивительно: Марго ведь, как и мой папик, отнюдь не дворянских кровей, а держит себя как княгиня. С рабоче-крестьянской властью не заигрывает, в КПСС не вступает. Чего не могу сказать о родном отце. Он у меня обозреватель Гостелерадио, – на этих словах он кинул взгляд на Ирку. Известие ее никак не впечатлило, и он с облегчением продолжил: – И ездит по всему миру, останавливается в хороших гостиницах, вкусно ест и пьет, покупает молодой жене – та еще потаскушка! – красивые тряпки и тому подобное… Короче, на каждом шагу видит, что можно жить по-человечески. И эту человеческую жизнь он иронично и убедительно мешает с дерьмом… чуть ли не каждый божий день. С экрана Первого канала, сама ж, наверное, не раз видела. Дескать, недотягивает Запад до счастливой планки простого советского человека. А простой советский человек, уткнувшись дома в телевизор, во всю эту байду самозабвенно верит… вернувшись после работы с авоськой вечно гнилой картошки из овощного магазина и банкой кильки в томате, чтобы закусить лучшую в мире водку.
– Послушай, Боря, – прервала его речь Ирка, удивленная столь резким переходом от восторгов по поводу тети к неприязни по отношению к отцу, – ведь ты журналистику, считай, закончил. И вскоре пойдешь куда-то работать. О чем же ты писать собираешься? Открой любую газету – полный мрак, сплошное соцсоревнование и козни империализма! Или писать ты не собираешься? Будешь диктором в телевизоре?
– По крайней мере, постараюсь не быть проституткой! Куда б судьба меня не завела.
– Ну-ну! – насмешливо хмыкнула Ирка, – Не зарекайся! – встретив его негодующий взгляд, она незамедлительно перевела разговор на другую тему, хотя язык чесался пройтись по его напыщенному ответу. – Ты вот сказал, у отца молодая жена. Назвал ее потаскушкой. Чего так?
– Вообще-то я не люблю об этом… – не услышав ее возражений, он продолжил: – Мама умерла от рака совсем еще молодой женщиной, едва сорок исполнилось… я еще в школе учился, в десятом классе… А отец, понять не могу почему, не прошло и полугода, как женился на молоденькой редакторше из какого-то Урюпинска или Замухосранска. Чесалось у него, что ли, подождать не мог год-другой. И привел ее к нам домой… а там еще все мамино. Как он мог?! А девке этой только того и надо – отцовская известность, деньги, машина, квартира на Тверской, домработница. Женись он позже и не на такой шлюхе, я, может, сам бы за него порадовался… Короче, порешили, что учиться я буду в Ленинграде. Хрен
