подействовала на Джино больше, чем самые жестокие бои, свидетелем которых он был.
Из-за грязи и отсутствия гигиены окопы вскоре превратились в убежище для крыс и мышей, которые размножались со страшной быстротой. Солдаты жили в окопах, ели там и спали, и всё это – в жару летом, в холод зимой, в дождь и ветер весной и осенью. Вместе с постоянным напряжением из-за ожидания нападения со стороны противника это невыносимо изматывало нервы. Никто из солдат не знал, доживëт ли он до вечера.
Самым леденящим душу зрелищем для Джино было видеть трупы своих товарищей, валяющихся тут же, в окопах, с ползающими по ним крысами. Их никто не убирал, их некуда было деть – никому просто некогда и негде было их хоронить. Под непрекращающимся артиллерийским огнём невозможно было высунуться из окопа, не говоря уж о захоронении трупов. Взрывы иногда не прекращались несколько дней подряд. Изголодавшиеся солдаты, оглушëнные и объятые ужасом, в буквальном смысле сходили с ума.
Однажды Джино увидел, как какой-то парень поймал крысу и свернул ей шею. Тот заметил, что Джино наблюдает за ним, замер на секунду, глядя на него безумным взглядом, потом сделал ещё одно вращательное движение – и оторвал крысе голову. Джино, весь дрожа, глядел, как парень разорвал пальцами брюшко животного и разломил добычу пополам. Ему удалось содрать шкурку со спины и задних лапок крысы, после чего он оторвал одну лапку, посмотрел на неё несколько секунд, поднëс ко рту и начал глотать мясо. Джино вцепился пальцами в укрепление окопа, не в силах оторвать взгляд от этой сцены. Когда парень взглянул на него, Джино прошептал побелевшими от шока губами:
– Дай попробовать…
Он мог бы даже кричать – в грохоте взрывов его всё равно бы никто не услышал. Однако парень понял – скорей по голодному взгляду Джино, чем по его губам. Он помедлил, но протянул ему вторую крысиную лапку. Это стало окончательной капитуляцией человеческого существа перед ужасными испытаниями, которые приготовила ему судьба. То, что осталось в нём человеческого, навсегда смешалось с животными инстинктами, лишь благодаря им и удалось выжить. Джино взял крысиную лапку и принялся обгладывать тёплое мясо.
После многодневного обстрела трупы, оставшиеся в траншее, начали вонять. Часто приходилось видеть самых стойких ребят судорожно рыдающими или дрожащими. Некоторых рвало, некоторые сидели в прострации, безучастно глядя перед собой остановившимся взглядом. Единственное, что удавалось каким-то чудом не потерять измождëнным испытаниями солдатам, – солидарность. Это объяснялось только одним – плохо было всем без исключения. Поэтому дух товарищества, чувство сплочëнности и единства не покидали ребят, заставляя их стать одной большой семьёй.
Джино с напарником, как и другие пулемëтчики, в часы непрекращающегося огня пытались отстреливаться, но им очень редко удавалось высунуться из окопа. В один из дней, когда он, полуоглушëнный, выпустил очередь из пулемёта, почти не видя, куда стреляет, что-то разорвалось
