я зачитывалась Стивенсоном и Сабатини, и мне становилось страшно оттого, что все… абсолютно все можно почувствовать вживую. Стоит только приложить ухо к бабушкиной мебели.
Но самым важным моим занятием стало смотреть на то, как качается маятник напольных часов, стоящих в тупике длинного темного коридора. Я уже знала, что время останавливается, но не могла поймать этот момент еще раз. Мне нужно было вернуть мою прежнюю жизнь, а для этого требовалось поймать очередную остановку времени. Я следила за бронзовым маятником до гипнотического транса и вздрагивала от дребезжащего боя часов. В конце концов маятник я остановила. Сама. Я держала его до тех пор, пока часы не сломались. Бабушка так и не вызвала мастера. Ей было все равно.
Так я остановила время, а все осталось по-прежнему. Теперь я просто сидела на полу, прислонившись головой к стенке напольных часов. В другом, дальнем конце коридора виднелось окно, за ним – золоченый шпиль. Я смотрела на светлый мир из подзорной трубы темного коридора. С тех пор мне часто снилось, что я лежу на дне огромного черного колодца и смотрю на просторное небо. Я видела голубой купол, окаймленный кантом цвета чернозема. Его прозрачная голубизна вливалась в колодец, размывая своим светом черную границу между небом и землей.
Моя бабушка молчала часами, сутками, неделями. Она часто сидела у окна и все время о чем-то думала. Она могла готовить еду, стирать, убирать и вдруг застыть, упершись взглядом в одну точку. Мне кажется, вначале я ее боялась. Львы, кукушка и бабушка сплелись в странный хоровод живых неживых – то ли людей, то ли вещей из темной квартиры, заставленной старой, рассыпающейся мебелью.
С бабушкой мы объяснялись односложно. Я делала, что мне велели, и все. И мы так и не стали родными. Она к этому не стремилась, я этого не ждала. У меня были другие, родные мне люди. Я ждала их. Поэтому не сразу поняла, что меня бросили. Я сутками, неделями, месяцами ждала, что меня заберут. А через год поняла: этого не случится никогда. Я не отмечала Новый год. Первый раз в жизни. Раньше мне разрешали беситься всю ночь, пока я не валилась с ног от усталости, и тогда отец на руках относил меня в кровать.
– Спи, котенок, – говорил он.
Я обнимала его и засыпала, обхватив его шею. Он целовал меня и тихо разнимал мои руки, чтобы не разбудить. Он рассказывал мне об этом и смеялся. Я тоже.
В тот раз я получила подарок от Деда Мороза за день до Нового года, а вечером тридцать первого декабря бабушка выключила свет во всем доме и легла спать. Я сидела у телефона в ночной рубашке. Я просидела на полу в коридоре всю ночь. Не помню, чьего звонка я ждала больше: папиного или маминого. Но мне никто так и не позвонил. Мне уже тогда нужно было понять – чудес не бывает.
Я легла в кровать, когда стало светать. Поверх одеяла. Ничего я уже не ждала. А ноги мои были ледянее льда. Я слушала, как неслышно падает снег за окном. На двери моей комнаты кружились тени огромных снежинок, таких больших, каких в настоящей жизни
