style="font-size:15px;"> – Давайте, – согласилась я.
Мы выпили и замолчали. Мне стало его жаль, он успел заметить мой взгляд. Я не умею лечить чужую тоску, я умею лечить детей. Разговор продолжать не стоило, мне этого не хотелось, но я ощущала неловкость. Ему было скучно, а я не желала оскорбить его невниманием. Всегда чувствую неловкость в общении с чужими людьми.
Он вертел фужер за ножку. Мы встретились глазами, я улыбнулась. Мне хочется нравиться, хотя это совсем не нужно. Но я так привыкла.
– Я хотел спросить… – он замешкался, подыскивая тему, – кем вы работаете?
– Детским врачом.
– Я почему-то так и подумал, – засмеялся он. – У вас серьезные глаза. И теплые.
Я опять улыбнулась, его взгляд спустился к моим губам и задержался.
– Выпьем за улыбку в ваших глазах? – Он поднял фужер, коньяк засветился абрикосом.
– Не слишком ли часто?
– Не слишком.
Коньяк обжег мне желудок и растекся горячей волной. Зря я не ужинала, частить не стоит.
Прямо в наши фужеры палило электрическое солнце, туго сплетенный ротанг отсвечивал загорелой кожей в полупустом кафе. Я моргнула, смуглый ротанг сложился чужими предплечьями с редкими черными волосками. И мои щеки сразу вспыхнули жаром вслед за обожженным желудком. Черт знает что! Я повела плечами, стряхивая наваждение.
– Что вы там увидели?
– Намек на отсутствие смены времени, – отшутилась я.
– Холодно?
– Жарко, – не согласилась я. Мы рассмеялись.
Его взгляд снова остановился на моих губах.
– Вам идет улыбка, особенно когда вы смущаетесь, – сказал он. – И губы у вас красивые. Они мне навевают что-то фруктово-ягодное.
– Абрикос? – Мои губы полуоткрылись сами собой.
– Нет. Что-то красное, – он развел руками. – Ничего не приходит в голову. Что-то я туго соображаю.
– Для этого нужна привычка.
– Для чего?
– Говорить комплименты.
– Угадали. Это не мой конек.
– Не угадали, – я подняла палец. – Все умения приходят в детстве; потом наверстать сложнее, включая кокетство.
– Мужчины и кокетство? – Он поднял брови. – Разве такое бывает?
– Бывает. Только выглядит это по-другому.
Мне привиделся лебедь. Он сложил крылья и превратился в белку с миндальными глазами. Я провела рукой, ее мягкая велюровая шкурка поднялась дыбом и прошила мою ладонь разрядом серой-голубой электрической радужки. Я отдернула руку и засмеялась.
– Над чем смеетесь? – спросил он.
– Над гибридами, – смеялась я.
– Такие смешные?
– Очень! – смеялась я. В моем кровяном русле гулял коньяк под высоковольтным напряжением. Зачем я отказалась? Зачем?!
– По третьей?
– Запросто! – смеялась я.
Коньяк
