и со вздохом продолжила рассказ:
– Потом, помню еще, как на овощебазу нас гоняли – капусту перебирать. В той же Гнесинке. Капуста гнилая. Новую подвозят, мы говорим, давайте эту разбирать! Нет, говорят, сначала вон ту, лежалую. А нам работать не хочется, да и руки испортить страшно, мы ж музыканты. Так мы водкой от работы откупались. Привезем водки, нам в ведомости отмечают, что мы норму выполнили. А капуста эта так на базе и гниет. И никому не жалко. Воровали все, кому не лень. Колхозная, значит, ничья.
Она опять вздохнула, поплотнее укрыла Веру одеялом и ушла.
Вроде бы помирились, но… до следующей ссоры.
– И за что ты Советский Союз так не любишь? – в очередной раз спросила Антонина Ильинична, прицепившись к какому-то замечанию, неосторожно оброненному Верой.
– У меня был учитель математики. Любимый учитель, понимаете? Частным образом со мной занимался и денег не брал. Он был страшно болен, ему нужны были заграничные лекарства. В Сочи их даже в четвертом управлении было не достать. В конце концов моряки из-за границы привезли, да только поздно. Он умер, и он так страшно мучился! А теперь эти лекарства в киосках продаются без рецепта и не так уж дорого стоят. Куда дешевле каких-нибудь сжигателей жира. Я иду мимо, и, как увижу, так прямо сердце останавливается.
– И что, по-твоему, его убила советская власть? Ты так считаешь?
– Да, так, – храбро ответила Вера. – Советская власть семьдесят лет бессмысленно перемалывала ресурсы – и людские, и материальные. В результате у нас нет ничего. Ни хороших лекарств, ни машин, ни обуви. Атомную бомбу – и ту у американцев своровали.
– Как ты можешь так говорить? – вознегодовала Антонина Ильинична. – У нас была великая страна! Мы войну выиграли! Мы Гагарина в космос послали! Такую страну развалить… Да их за это расстрелять мало!
Вера вынула из холодильника пузырек нафтизина с запаянной в жесть резиновой пробкой.
– Вот модель нашей экономики, – сказала она. – Весь мир давным-давно делает пузырьки с пипеткой-дозатором в крышке. А мы до сих пор шарашим вот это. Потому что в какой-то Тмутаракани где-то году в сорок девятом, а может, и в тридцать девятом, еще до войны, построили фабрику по изготовлению таких пузырьков. Что ж теперь – всех увольнять?
– Ну и что ты этим хочешь сказать? – не поняла Антонина Ильинична.
– Что наша экономика запрограммирована на воспроизводство старья. Промышленность устроена так, что модернизировать ее невозможно. Думаете, все дело в этом пузырьке? Здесь все: и автомобили, и станки, и ракеты, и бритвенные лезвия. Все, что хотите. Я хочу сказать, – добавила Вера, увидев, что Антонина Ильинична по-прежнему не понимает, – что мы «сломались» на техническом прогрессе. У нас экономика портянок и кирзовых сапог.
– Но мы же жили! – вскипела Антонина Ильинична. – И неплохо жили. Все было нормально,
