даже не догадываешься, с кем имеешь дело. Долабелла непобедим. Надеюсь, твои свидетели доживут до суда.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Цезарь.
– Твоя наивность поражает меня. Я имел в виду лишь то, что сказал: я бы хотел, чтобы строитель и жрец явились на суд живыми и невредимыми. Ты ведь и сам некогда пострадал от жестокости Суллы и его приспешников вроде Долабеллы. Должен ли я объяснять, на что способны сенаторы, когда дело доходит до защиты их интересов?
Юлий Цезарь хранил молчание. Возможно, он поступил неправильно, обнародовав имена своих главных свидетелей так рано, но накануне вечером он понял, что у него слишком мало доводов, и упоминание свидетелей казалось единственным выходом. Надо было доказать плебсу, что он хорошо подготовил дело.
– Ты ведь и сам знаешь, что все это выглядело так себе – выскочка, новичок, ни разу не участвовавший в риторических битвах. – Цицерон подошел ближе. – Они выбрали тебя, потому что ты худший и к тому же не знаешь, что и когда следует говорить. Ты предсказуем и неопытен. И судьи, все пятьдесят два iudices, выбрали самого слабого соперника для своего приятеля, сенатора Долабеллы. На тебя сделали ставку, Гай Юлий Цезарь, потому что ты – худший обвинитель из всех возможных.
Окутавшая их тишина была похожа на плотное облако.
Базилика опустела, остались только Цезарь, Лабиен, Цицерон и двое его помощников.
– Помолчи. Потом поразмыслишь над моими словами, – заявил Цицерон. – Во имя всех богов, быть может, у нас еще есть надежда. – Он сделал глубокий вдох. – Послушай, юный Цезарь, я хочу дать тебе совет. Я дам его тебе, ибо мне не нравятся такие, как Долабелла, и я считаю, что пора положить конец продажности, которая подрывает основы римского государства и может отнять у нас будущее. А ты, хорошенько подумав, сумеешь правильно истолковать мои слова. Быть может, Фортуна, Минерва и прочие боги помогут тебе неожиданным образом, и ты хотя бы немного напугаешь защитников Долабеллы.
– Нам не нужны советы того, кто проиграл divinatio, – презрительно заметил Лабиен, не в силах мириться с пренебрежением, которое Цицерон проявлял по отношению к его другу.
Но Цезарь поднял руку, призывая Лабиена к молчанию.
– Что это за совет? – спросил новоизбранный обвинитель.
Цицерон покосился на Лабиена.
– Это совет не проигравшего, а победителя в трех судах. – Он перевел взгляд на Цезаря. – Не будь обвинителем. Никто не любит обвинителей. Учись быть защитником.
Сделав это заявление, на первый взгляд противоречивое, Марк Туллий Цицерон развернулся и вышел из зала вместе с помощниками.
– Нелепость, – сказал Лабиен. – Защитники – Гортензий и Котта, а ты – обвинитель. В его словах нет ни малейшего смысла. Ты понял, что он имел в виду? Он насмехается над нами. Вот и все.
– Не знаю, что он хотел сказать, – признался Цезарь, – но Цицерон ненавидит продажность так же, как мы с тобой, и в его словах наверняка
