не движется. К тому, что фургон качается, привыкаешь, наверное. И еще потолок кажется таким высоким. В старом фургоне, где мы жили с па и Займой, крыша нависала прямо у меня над головой и лицо мое делалось мокрым, когда я переворачивалась и задевала ее.
– А тебе каково, Джек? – вкрадчиво спросила Дэнди. – Не хватает тебе того, как мы по утрам переодеваемся? И возможности подглядывать, когда моемся?
Джек рассмеялся, но, думаю, он покраснел в темноте.
– В Уарминстере полно девушек, Дэнди, – сказал он. – В этом городе есть из кого выбрать.
– Таких же хорошеньких, как я? – спросила она.
Дэнди умела при желании превратить свой голос в приглашение на вечеринку на карточке с золотым обрезом. Я прямо почувствовала, как Джек покрылся испариной, идя между нами.
– Нет, – честно ответил он. – Но беды от них куда меньше.
Когда мы вошли во двор конюшни, он резко развернулся.
– Здесь я вам пожелаю доброй ночи, – сказал он и прошел через низкую дверь в стене в сад и дальше, в главный дом.
Дэнди поднялась по лестнице передо мной, напевая, и стала откалывать чепчик перед зеркалом, пока я зажигала нашу единственную тростниковую свечу.
– Я могла бы его заполучить, – тихо сказала она.
Это было почти заклинанием, словно она колдовала с помощью своего красивого отражения.
– Я могла бы его заполучить, хотя его отец и предостерегал насчет меня. Пусть он и смотрит на меня сверху вниз. Я бы могла приманить его, как птичку хлебными крошками.
Она развязала передник и сняла через голову платье. Изгибы ее тела были четкими, как рябь на воде. Груди округлые и полные с бледными расслабленными сосками. Темная тень курчавых волос между ногами и плавный изгиб ягодиц напоминали колдовские знаки в старой книге заклинаний.
– Я бы могла его получить, – повторила она.
Я сняла воскресное платье, сложила его, убрала в сундук и, забравшись в постель, натянула одеяло до подбородка.
– И думать об этом забудь, – сказала я.
Страстное самозабвенное лицо Дэнди тут же переменилось, и она обернулась ко мне со смехом.
– Мамаша Меридон! – поддразнила она меня. – Всегда высматривает беду. У тебя между ног лед, Меридон, в этом твоя беда. Все, что тебе там нужно, это лошадь.
– Я знаю, что у лошади на уме, – мрачно отозвалась я. – А красавчик Джек может замыслить убийство, и ты этого по его глазам в жизни не поймешь. А Роберту ничего не нужно, кроме денег. Уж лучше я с лошадьми.
Дэнди засмеялась. Я услышала, как скрипнули половицы, когда она улеглась на свой тюфяк.
– Интересно, что там за артист на трапеции, – сонно сказала она. – Сколько ему лет, женат ли. На том объявлении он выглядел молодцом, помнишь, Мэрри? Полуголый. Интересно, каков он.
Я улыбнулась в темноту. Я могла не бояться чар Джека Гауера и гнева его отца, если акробат немножко приударит за Дэнди в те два месяца, что будет нас учить – а потом уедет.
В
