с пола снежок и задорно хохотнув, кинула им в закутавшегося македонского царя. Тот вскрикнул от неожиданности, а Таис взяла полную охапку и заливаясь смехом, начала растирать снегом руки, плечи и живот:
– Смотри Александр, как делают скифы, будины и агрипеи, живущие далеко на севере за Понтом, Гирканским морем и Ра[2]! Я слышала, что они даже строят себе жилища из снега – так его там много! – она взвизгнула, растирая грудь: – А теперь мой царь, твоя очередь! – и в три прыжка подскочив к потрясенному Александру, с криком засунула горсть снега между запахнутыми полами халата.
Великий царь заорал так, что часовые у центрального входа выскочили на парадную лестницу, в ужасе задрав головы. А караул из личной гвардии Македонского, ворвался в зал держа ксифосы[3] в готовности к немедленному применению. За ними влетел секретарь Александра – Эвмен, ожидающий приёма.
Увидев в проёме балконных дверей безудержно смеющегося правителя с разрумянившемся лицом, и, поняв по заливистому женскому смеху, что он не один, Эвмен, зна́ком приказал охране удалиться. Дождавшись, пока царь посмотрит в его сторону, секретарь-архивариус произнёс:
– Александр, Птолемей уже прибыл, он привёл мага огнепоклонников. Когда прикажешь принять их?
Царь взглянул на свою подругу, всё также обнаженную и раскрасневшуюся, с блестящими и сияющим глазами, что стояла на балконе, не смея показаться:
– Сейчас должна прийти Таис. И сразу пусть заходят. Скажи Птолемею, что я безумно рад брату, но пусть позволит мне привести себя в порядок, – и озорно посмотрел на гостью.
Та, еле сдерживая смех, лишь кивнула головой. Секретарь вышел. Девушка быстро оделась, стянула волосы лентой и покинула зал через черный ход. Спустя пятнадцать минут, она, как ни в чём небывало, уже поднималась по широченной дворцовой лестнице в сопровождении охраны:
– Здравствуй Птолемей! – девушка смущенно склонила голову, войдя в малый зал, где находились прибывшие.
– Здравствуй Таис… – давно влюбленный в неё бесстрашный военачальник, зарделся пурпуром, словно невинный юноша, – твои щёки пылают огнём, ты не простыла?
– Нет, не волнуйся, слегка замёрзла лишь. А вот твое лицо залилось краской, к чему бы это? – девушка мило улыбнулась, прекрасно понимая к чему. – Я убедила Александра принять дастура, но он скептичен в отношении находки. Мне показалось, что такой настрой неспроста. Старинные пергаменты словно жгут ему руки и кроме призрения к их прежним владельцам, им движет еще что-то.
– Мне тоже неясна странная спешка с их уничтожением. Поэтому пришлось бросить все дела и мчать почти триста стадий не жалея лошадей. Но ты же говорила с со священником Валтасаром, он пояснил какое сокровище хранят эти тексты? – Птолемей уже обращался не к своей тайной и, по его мнению – безответной, возлюбленной, а к единомышленнику и помощнику, что разделял его природное стремление к знаниям и наукам. – Там кроме доктринальных основ религии ариев, древние
