коротко кивнул. Он чувствовал себя виноватым, пусть и внятно не мог бы сказать, в чем же именно его вина состоит. В том, что ушел? Или в том, что не сохранил чужую тайну?
Но Себастьяну было не до размышлений.
Порошок, значит… в том, что Лихо порошок сей пробовал, Себастьян не сомневался. Но пробовать – одно, а сидеть – другое. Он бы заметил… точно заметил. Или не он, но Евдокия… те, которые на порошке сидят, меняются… а она сказала, что за последние месяцы Лихо крепко переменился…
…или он не сам, но его подсадили? Подсыпали раз, другой, а потом…
Нет, с выводами спешить не следовало.
Яцек вел окольной тропой, тоже спешил.
Тощий. И высокий, едва ли не выше Себастьяна. И уланский мундир на нем висит, а штаны и вовсе мешком, пусть и затягивает Яцек ремень до последней дырочки. Ничего, пройдет.
Себастьян себя таким вот помнит, только, пожалуй, наглости в нем было куда побольше и самоуверенности…
– Тебя надолго отпустили? – Молчание сделалось невыносимым.
– К утреннему построению должен вернуться.
– Вернешься.
Яцек вздохнул.
– Тебе вообще служба нравится?
Он покачал головой и признался:
– Не особо.
– Тогда зачем пошел?
Конюшни были старыми, построенными еще в те далекие времена, когда и сам Познаньск, и Княжий посад только-только появились. И если дом не единожды перестраивали, то конюшни так и остались – длинными приземистыми строениями из серого булыжника. Помнится, в прежние времена Себастьяну казалось, что строения эти достоят до самой гибели мира, а может, и после останутся, уж больно надежны.
Правда, коней здесь ныне держали не сотню, а всего-то с дюжину. Оттого и переделали левое здание под хранилище. Держали в нем что сено, что тюки золотой соломы для лошадок простых, что опилки, которые сыпали в денники господским жеребцам. Нашлось местечко и для старой упряжи.
А под крышей вместе с голубями поселились мальчишки-конюхи.
– Да… отец сказал. Я в университет поступить хотел, – признался Яцек, остановившись. – На правоведа… а он сказал, что среди князей Вевельских никогда крючкотворов не было и не будет… Я все равно хотел, но как без содержания? Мне стипендия не положена… и жилье тоже не положено… и вот…
– А ко мне почему не пришел?
Яцек вздохнул.
Понятно. Потому и не пришел, что стыдился этакого своего выбора. И денег, в отличие от Велеслава, просить не умел.
– Послушай, – Себастьян редко испытывал угрызения совести, – если не передумаешь, то я помогу…
– Но…
– Если действительно хочешь. Отца не особо слушай, он много о княжеской чести говорит, да только мало делает. Уже взрослый, сам понимать должен.
Яцек тяжко вздохнул.
Понимает.
