Платов царице руку целовал, и улыбнулась она ему, словно узнала. Рассаживалась свита, с кем-то кто-то прощался, а Матвею уже шептали:
– Ты царице понравился. Езжай заследом… Ничего, главное – Потемкин за нас…
Поскакали в Перекоп. Там под надписью: «Предпослала страх и принесла мир» на городских воротах Императрица сказала несколько хвалебных слов, а потом за завтраком особо был представлен ей бригадир Федор Денисов, среброкудрый красавец, страшный врагам, который должен был конвоировать Ее Величество с отборной командой в пределах Таврической области.
– Переплюнули Денисовы, Федьку подставили. Ну, этот своего не упустит, – разгоряченно шептали Матвею увлеченные черкасцы.
Поскакали далее по Крыму блестящие кавалькады. Федор Денисов, вызывая невольное восхищение, картинно рысил, чуть приотстав от Императорской кареты. Видный, ловкий, учтивый и находчивый, должен был он сделать во время этой поездки блестящую карьеру…
Иловайский, довольно потирая руки, стоял в толпе радостных донцов.
– Облагодетельствовала матушка… Обсыпала наградами… Вечно Бога молить…
Тесть, Мартынов, не выказывая особого восторга, но, увлеченный общим возбуждением, отвел Матвея в сторону:
– Всем чины новые дала. Тебе тоже, – заговорщицки понизил голос. – Присматривай ребят… из наших… Дело одно затевают… Пока помалкивай…
Матвей согласно кивал. Новая, сдобренная интригами жизнь, та же, что при долгоруковском штабе, но неизмеримо пикантнее и прекраснее из-за присутствия самой Императрицы, да иностранцы, тонкие, насмешливые, заметные среди расфуфыренного царского окружения, что придавали всей этой жизни новый заморский аромат, – все это привлекало, манило его, заставляло невольно оглядываться на покидаемые, опустевшие и притихшие места царской стоянки.
Шумно и радостно тронулись донцы в обратный путь. Чиновники – с чинами и орденами, остальные – одаренные сукном. Платов несколько раз спрашивал вроде невзначай тестя, что за дело начинается, на что ребят подбирать, подговаривать. Мартынов отмалчивался, тугое пузо поглаживал. Тоже еще тот упертый дядя. При Петре Великом, после страшных булавинских дел, хвастал один атаман, Наум Мартынов, нимало расправой не напуганный, есть-де у нас донские вольности, а если царь будет непорядком смотреть и поступать, то хвалился царя смирить. Что с тем Мартыновым стало, неизвестно, но и этот, войсковой непременный судья, не хуже.
Только вернулись, не успели оглядеться, настиг Матвея Платова ордер от князя Потемкина явиться в Екатеринослав за новым назначением. «Ага! – но так и не мог придумать, на что мог всесильному князю понадобиться. – Либо в какую-нибудь глухомань походным?..»
В Екатеринослав, городишко на берегу Днепра, Платов прискакал в полуденное время, а к Потемкину попал в обед. Дежурный офицер провел Матвея мимо парных часовых в полутемную комнату, переполненную и шумную. Распахнутые окна не могли рассеять
