слезами глаза. – Потому что, мне кажется, мне… Рано. Я знаю, как должно быть у других, но не знаю, как должно быть у меня. Я же Элета. Сайфейри Мод четыре-три-эр, что бы это ни значило. Я же про любовь… для любви… И мне с ним хорошо, он хороший, и я за него так боюсь, но…
Она всплеснула руками. Ей не хватало слов. Может, словарный запас ей тоже специально порезали. Про любовь надо только розовой поэзией, с аханьем и оханьем, с рюшечками, с бантиками и обязательно с регулярными ссорами. Любовь – она воздушная, что пенопласт. А не про любовь – это не для Элеты, и Элета не для этого.
– Должна же быть тайна, – проговорила она. – Должна быть романтика.
– А у вас её нет?
– Может, была, – помотала она головой. – А теперь всё просто… обычно. Даже этот полёт за мёдом. Естественно. Просто. Ровно. Мне хорошо, но без трепета. Струны играют, но не рвутся. Я не страдаю.
Она почти сорвалась.
– Ты понимаешь?! А теперь он уми… он ранен, и он думает, что я его люблю, а я даже не знаю…
– Конечно, – кивнул он тут же, и она на него подозрительно воззрилась. Но Марек на неё даже не смотрел. У него глаза затуманились. – Играют, но не рвутся. Да. Красиво сказано. Хорошую они с тобой работу проделали, Элета. Первоклассную. Чистые чувства – на первый план. Чтобы всё дрожало. Чтобы страдать…
Он постучал по столу кончиками пальцев, отбил короткую дробь.
– …И всё-таки они просчитались, – проговорил он негромко, и на его губах расцвела улыбка. – Всегда бы так.
– А?
Его взор прояснился. Он глянул опять ей в лицо.
– Я тебя, конечно, держать не стану, – проговорил он. – Но струны, и трепет, и вся эта блажь – это влюблённость. Про неё, Элета, болтают много, и даже больше, чем про любовь. Знаешь, почему? Её легко продать. Её продавали на страницах, на экранах, на чипах, и даже через живых людей пытались продавать. Она недолговечна. И она повторяется. Раз за разом.
Он усмехнулся себе под нос.
– Она – как наркотик, и её многие ищут, и в помощь тем, кто её ищет, кто-то придумал даже таких, как ты. Она прекрасна. Опасна. И… – он пожал плечами. – Не так уж, если честно, и ценна.
– Что ж тогда ценно? – спросила сайфейри.
Он потёр пальцами подбородок и улыбнулся:
– А вот это уже ты мне скажи.
Полчаса спустя Тирзе присоединилась к ним в подсобке. Марек немедленно предложил ей чаю, и она кивнула, усаживаясь рядом с ним за стол. Элета пристально наблюдала за тем, как эти двое обмениваются десятками крошечных жестов: мимолетные взгляды, отточенные годами привычки, даже то, как изгибались их телавблизи друг от друга. Потом Тирзе её заметила – опять запоздало – и довольным тоном ей сообщила, что с её другом всё будет в порядке. Элета благодарно им обоим кивнула. Марек ей напоследок довольно подмигнул. Она соскочила со стола, взмахнула крыльями и понеслась в операционную, где нашла Крифа на столе. Он лежал на боку, мерно посапывая. Рука покоилась в аккуратной перевязи, свежая розовая
