заставлю д-дважды всю дистанцию бегать!В костре что-то треснуло, как будто взорвался пистон, подняв несколько уставших искр, и снова опустилась тишина.
– Но вы же старше были? – сказала Юля.
– Это от возраста не зависит: если ты б-баобабом родился, то и помрешь баобабом, – сказал он, довольный собой. – Таков закон жизни! Я любого человека насквозь вижу: не занимаешься спортом, не питаешься нормально – из тебя толку не будет!
– А я на плавание походила, смотрю – у пловчих плечи, как у мужиков – мне и расхотелось, – Юля рассмеялась шелестящим смехом, как будто побежал ручеек по камушкам.
– Везде до первого разряда спорт – сила, а потом – могила. Даже в шахматах. Там г-геморрой можно заработать, – ответил Полканыч и засмеялся трескучим смехом. – Жизнь похожа на к-куриный насест: каждый старается влезть повыше и гадить на тех, кто внизу! Все решает сила! Надо заниматься для себя! Вот ты сейчас свежая, как к-кровь с молоком, – и он легонько взял ее за плечо. – Но так всегда не будет. Ты видела, сколько девчат после родов в баб превращаются! Ты же так не х-хочешь?
– Не хочу, – сказала Юля и поднялась. – Я пойду – надо хоть немного поспать перед кроссом… Спокойной ночи!.. Со взрослыми хорошо общаться – они, по крайней мере, все понимают!
– Ну, как мы с твоими ба-албесами поступим? Их нужно со школы выгнать – пусть улицы заметают.
– Но вы же так не сделаете? – спросила Юля.
– Ну, если попросишь … Смотри, за тобой должок, – сказал физрук и опять засмеялся неприятным смехом.
Я нырнул в палатку, в месиво чьих-то тел, потому что не хотел, чтоб Юля меня видела.
6
А утром небо затянулось набухшими облаками, которые цеплялись за верхушки деревьев. Мы поскорее провели кросс и стали собираться, потому что по листьям уже шелестели первые капли дождя.
Через несколько лет я вспомнил этот день и написал рассказ. Я назвал его «Хорошо, когда горит печка». Это, конечно, всего лишь рассказ, а Юля носит имя Тани. Впрочем, судите сами.
Еще в лесу начался дождь. Капли падали на голые ветви и повисали прозрачным бисером. Но мы шли в проеме, там, где была тропинка – дождь касался наших лиц и рук и стыл, высыхая. Но потом несколько капель просочилось за ворот, и шея, и верх груди стали холодными, и почему- то не шел пар изо рта, как летом.
Земля размокла, но в лесу еще можно было идти, потому что дорожка укрылась свежими листьями, и на них оставались грязные следы.
Ясный шум капель, и глухие шаги, и однажды мокрые взмахи вспугнутой птицы, и иногда самые громкие звуки города.
Ноги наши были мокрыми, и пальцы скользили в обуви, но мы уже привыкли к этому, а потом лес закончился и мы пошли проселочной дорогой – слева было вспаханное поле. И если посмотреть туда, хорошо было видно весь дождь, висевший над полем.
Теперь он казался нам сильнее, но, может, просто в лесу был не так заметен. Теперь ноги скользили в густом черноземе, и наши следы были больше ног, и в них
