приказ, появившийся в 1549 г.[15]
На самом деле тот Мамырев, которого мы знаем до назначения дьяком великого князя Московского, был скорее человеком пера, чем весов. В 1447–1455 гг. юный (от 15 лет) подьячий Троице-Сергиева монастыря «Васка Мамырев» написал при игумене Мартиниане данную грамоту обители от Ивана Афанасьевича[16]. В 23 года Василий переписал и лично украсил для великого князя Василия II Темного октоих (молитвенник на 8 голосов для служб 8 недель), ряд слов в ней вписав по-гречески[17].
Использование великим князем Иваном III подьячего в качестве нелегального разведчика было невозможно, даже если Мамырев оставался троицким, а не государевым подьячим. Подьячие (великокняжеские, владычные, монастырские), представлявшие интересы московского государя, посылались за границу с официальными миссиями (в том числе ведя разведку под дипломатическим прикрытием). Неофициально Иван III мог послать на Восток «для вестей» или монаха (что часто практиковалось), или купца. Шутить с переодеванием в инока искренне верующие предки не могли (Мамырев примет постриг лишь перед кончиной). Оставалась роль «гостя», для которой довольно было снабдить Василия купеческой грамотой, одеянием и средствами.
Отождествление отважного разведчика «гостя Василия» с дьяком Василием Мамыревым выглядит красиво. Дьяк был настоящим героем своего времени: источники упоминают его чаще, чем многих бояр. В Львовской летописи (изданной в 1792 г. просветителем Н.А. Львовым) и Своде 1518 г., к которому она восходит, даже сказано, что родился он в 1432 г., около 9 июня, умер в ночь с 5 на 6 июня 1490 г., приняв схиму в Троице-Сергиевом монастыре (мы видели, что он с юности был к этой обители близок), а 7 июня 1490 г. был в Троице погребен. Таких сведений, помимо великих князей и, лишь относительно кончины, митрополитов, мы не имеем почти ни о ком[18]. Летопись вдобавок косвенно указывает, что он в 1471 г. (т. е. на пятый год после возвращения «гостя Василия» на Русь) был пожалован в дьяки[19]. Судя по тому, что по Вологодско-Пермской летописи хан Большой орды Ахмат в 1480 г. жаловался, будто Иван III не платит ему дань девятый год[20], назначение Василия Мамырева в дьяки совпало с отказом Москвы от ордынского ига.
Но этого мало. Летопись сообщает, что в 1480 г. дьяк Мамырев принял активное участие в событии, ради подготовки которого гость Василий и ходил разведать силы противников Османской державы[21]. Как известно, во время похода хана Ахмата на Москву, в столице были немалые волнения от справедливых опасений, что «сребролюбцы богатые и брюхатые» вновь продадут всех татарам. Пока сын великого князя Иван Иванович Молодой упорно удерживал рубеж по Оке, а сам Иван III пребывал в душевных метаниях, в Москве сторонников капитуляции перед Ахматом сдерживали великая княгиня София Палеолог, несгибаемый Ростовский митрополит Вассиан Рыло и боярин князь Иван Юрьевич Патрикеев. С ними, по словам великокняжеского летописного свода, переданным Львовской и
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. Т. 1. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1952. № 204. С. 145. Датирована по игумену.
ГИМ. Собр. А.С. Уварова. № 87, 1°.
Этой летописной записью был поражен даже величайший знаток русских источников С.М. Соловьев. Он процитировал ее как ясное свидетельство «современности летописца» временам Ивана III (текстологически доказал эту современность только А.А. Шахматов полвека спустя). См.:
Полное собрание русских летописей. Т. 20. Ч. 1. СПб., 1910; 2‑е изд. М., 2005. С. 355. Ср. Летописный свод 1518 г.: «Того же (1590) лета, месяца июня 5, противоу недели, в 3 час нощи, преставися дияк великого князя Василей Момырев в чернцех, в схиме, и наречен бысть Варсонофей; а в дияцех был 20 лет без двоу и 8 месяц, а всех лет 60 без двоу да полшестадесят дний; и полоджен оу Троици в Сергееве монастыри июня 7». – Полное собрание русских летописей. Т. 28. М.; Л.: Наука, 1963. С. 320.
Полное собрание русских летописей. Т. 26. М.; Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. С. 265; см.:
Связь событий в Москве с международным положением читателю не слишком очевидна, поэтому поясню. Хан Большой орды Ахмат (1460–1481), сюзерен великого князя Московского до 1480 г., потерпел поражение в стоянии на Угре во многом благодаря союзнику Москвы, Крымскому хану Менгли-Гирею, с 1478 г. вассалу турецкого султана. В жесткие объятия Стамбула Менгли-Гирея толкнули попытки Ахмата резко усилить Большую орду, установив власть над Крымом. Менгли-Гирей еще в 1465 г. своим нападением сорвал поход на Москву Махмуда, брата Ахмата, правившего тогда Большой ордой. Претендовали Махмуд и Ахмат и на наследство Тимуридов, за которое лихо рубился и туркменский султан Узун-Хасан, досаждая одновременно османам. Последний, правда, был непричастен к тому, что в 1472 г. Ахмад был вынужден свернуть поход на Москву, так и не перейдя Оки, – этого добился узбекский хан, чингизид Мухаммед Шейбани, разгромив экспедиционный корпус Ахмата и оставив того без наследства Тимуридов, которое Ахмат отвоевывал с конца 1460‑х г. Представление о ситуации в Большой, Крымской и Астраханской ордах, узбекском ханстве и Османской империи в Москве, через купцов, имели, но без понимания сил и возможностей властителей, которых посетил гость Василий, картина была неполна. Вы скажете, что Москва в своих размышлениях об отношении с Ахматом, исправно платя тому дань, заходила слишком уж издалека. Но ведь Иван III, которому служил посольский дьяк Василий Мамырев, и перед Стоянием на Угре 1480 г., и во время Стояния сомневался в необходимости и возможности освобождения от вассальной зависимости. – Об этом сообщает нам великокняжеский летописный свод конца XV в. (к которому восходит и который помогает нам реконструировать Львовская летопись), уделивший столько внимания Мамыреву.
