кулак, я сминаю цветок и выбрасываю в мусорное ведро, а затем возвращаюсь к тому, за чем пришла. Выдергиваю ящик, столовое серебро громко звякает в тишине, а затем захлопываю его, выбрав самый большой нож. Я слишком зла, чтобы быть тихой и незаметной.
Кто бы здесь ни прятался, он услышит мое приближение за километр, но мне уже наплевать. У меня нет желания таиться.
Сейчас я в ярости.
Меня бесит, что кто-то решил, будто может просто ворваться в мой дом, пока я сплю. И особенно мне не нравится то, что этот кто-то заставляет меня чувствовать себя уязвимой в моем собственном доме.
А потом имеет наглость оставлять мне цветок, как гребаный чудик? Может, он и обезвредил эту розу, обрезав ее шипы, но я с радостью продемонстрирую, что роза все еще опасна, если запихнуть ее прямо в его глотку.
Тщательно проверяю первый и второй этажи, но не нахожу никого, кто бы мог меня поджидать. И только когда я оказываюсь в конце коридора второго этажа и упираюсь взглядом в дверь, ведущую на чердак, мои поиски обрываются.
Я застываю на месте. Каждый раз, пытаясь заставить себя шагнуть вперед, я корю себя за то, что не проверила каждое помещение в поместье, но не могу сдвинуться ни с места. Все во мне кричит, чтобы я не приближалась к этой двери.
Что я найду там что-то ужасающее, если подойду.
Чердак был тем самым местом, где бабушка частенько уединялась со своим вязанием, напевая что-нибудь, и где летом ее со всех сторон обдувало несколько вентиляторов. Клянусь, иногда я слышу с чердака эти мелодии, но не могу заставить себя подняться наверх и проверить.
Это подвиг, который, видимо, мне не удастся совершить и сегодня. У меня не хватает смелости подняться туда. Адреналиновые пары иссякают, и усталость тяжелым грузом наваливается на мои кости.
Вздохнув, волоку ноги на кухню за стаканом воды. Выпиваю его в три глотка, а затем наполняю и снова опустошаю.
Опускаюсь на барный стул и, наконец, откладываю нож. Мой лоб покрыт тонким слоем пота, и когда я наклоняюсь и упираюсь им в холодную мраморную столешницу, по всему телу пробегают мурашки.
Тот тип ушел, но мой дом – не единственное место, куда он вторгся сегодня ночью.
Теперь он в моей голове – как он, черт возьми, и хотел.
– Кто-то вломился в мой дом прошлой ночью, – признаюсь я, зажав телефон между ухом и плечом. Ложка звенит в керамической кружке, пока я помешиваю кофе. Я пью уже вторую чашку, а мне все еще кажется, что на глазах у меня гантели, и в состязании по тяжелой атлетике мои веки проигрывают.
После ухода этого гада прошлой ночью я так и не могла снова заснуть, а потому обошла весь дом, чтобы убедиться, что все окна заперты.
То, что они оказались уже заперты, встревожило меня еще больше. Все до единой двери и окна были заперты и до, и после его ухода. Так как же, черт возьми, он вошел и вышел?
– Погоди, что ты сказала? Кто-то вломился в твой дом? – вскрикивает Дайя.
– Ага, – отвечаю я. – Он оставил мне
