в дневнике было несколько заметок, в которых она упоминала, что они не ладили из-за его ревности к ее мужу.
Его одержимость, должно быть, имела смертельно опасный характер.
Затем Дайя переходит к полицейским отчетам. Не только тем, что были преданы огласке, но и материалам расследования, которые являлись конфиденциальными.
Формально расследование все еще открыто. Просто оно зашло в тупик.
Мы не спеша читаем документы, но в итоге единственное, что мы выясняем, – это время смерти и тот факт, что Джиджи сопротивлялась, и сопротивлялась изо всех сил.
Моего прадеда, Джона, сразу исключили из числа подозреваемых, так как несколько свидетелей видели его в продуктовом во время убийства.
Я закусываю губу, эта мысль вызывает чувство вины, но я не могу не думать об этом.
Что, если он все же был сообщником?
Я отметаю эту догадку. Нет. Быть того не может. Мой прадед любил Джиджи, несмотря на то, что их брак трещал по швам.
Это наверняка был ее преследователь.
Это самое очевидное объяснение. Преследователь завоевал доверие Джиджи – каким-то образом – и заставил ее чувствовать себя настолько комфортно рядом с ним, что она потеряла бдительность. А затем убил ее.
– Та вырванная страница определенно должна иметь какое-то значение, – бормочу я, все больше расстраиваясь из-за отсутствия улик. Я ни за что не смогу стать детективом и заниматься подобным дерьмом каждый день.
– Может быть, ее вырвал убийца, – предполагает Дайя, бездумно прокручивая фотографии.
Я поджимаю губы, обдумывая это, но затем качаю головой.
– Нет, это не имеет смысла. Зачем ему было вырывать только одну страницу вместо того, чтобы просто избавиться от всех дневников? Они все уличающие. Был ли это преследователь или кто-либо другой, Джиджи писала, что за ней охотятся. И если это был не преследователь, то он легко бы мог свалить вину на Роналдо и покончить с этим. Кто бы это ни был, он не мог знать о дневниках. Джиджи вырвала страницу сама, прежде чем спрятать их.
Дайя кивает головой.
– Ты права. То, что находится на этой пропавшей странице, важно, но полагаться на нее мы не можем.
– Нам нужно выяснить, кто такой Роналдо, – заключаю я.
Дайя снова кивает, выглядя немного уставшей от всех этих размышлений. Не могу отрицать, что я тоже устала.
– И нам совсем не от чего отталкиваться. У нас нет никаких упоминаний о его фамилии. И он почти никак не описывается.
– У него был шрам на руке, – вспоминаю я, перебирая все упоминания о нем в дневниках Джиджи. – И он носил золотое кольцо.
– Она писала о его социальном положении? Работе, может быть? О чем-нибудь, что могло бы подсказать нам, кем он являлся?
Я кривлю губы:
– Мне придется поискать еще раз. Я помню, она писала, что он был замешан в чем-то опасном, но у меня еще не было возможности
