на берегу был, а?
– Да меня зажали совсем, – ощетинился он, – боцман замордовал: все я не так делаю.
– Ну ладно, слушай, если я поручусь за тебя, что ты на берегу ничего не выкинешь и тебя уволят – обещаешь мне, что будет все нормально?
– Конечно, обещаю, не волнуйтесь, я что, не человек что ли.
Обрадованный таким пониманием моего поступка, я поспешил к старпому. Он меня внимательно выслушал.
– Ну, доктор, смотри… Это, конечно, хорошо, что ты заботишься о личном составе, о его настроении и т.д. Но Ильченко? Смотри, смотри… Хорошо, завтра отпустим до 23.00.
Наступило завтра. Ильченко сошел на берег и исчез. В 23.00 его не было, в 24.00 – не было. Я задергался. В первом часу ночи прибежал рассыльный.
– Вас вызывает старпом. Я обреченно поспешил к нему.
– Ну, что, доктор, иди на берег, ищи своего Ильченко и пока не найдешь, на корабль не приходи! Но помни, что в 8.00 выходим на испытания.
Я побрел по ночным улицам Феодосии, соображая, где и в какой забегаловке его искать. В то время никаких ночных заведений не было, и мои поиски ограничивались прочесыванием ближайших к порту улиц. Где-то часа в 4 утра я понял, что это дело безнадежное и вернулся на корабль и сразу же заснул. В 6 утра был поднят рассыльным.
– Товарищ старший лейтенант! К старпому!
Одевшись и, в сердцах проклиная все и вся, невыспавшийся и злой, побрел к старпому. Только вышел на палубу, как нос к носу столкнулся с дежурным по кораблю, который сопровождал Ильченко к Слону.
– Ильченко! Ты же мне обещал! Где ты был? Он зло сверкнул на меня своими диковатыми глазами.
– Где, где, у бабы. Вы-то домой ходите, а я что, не мужик что ли?
Укорять его или воспитывать было бесполезно и, выслушав очередной нагоняй от старпома, и зарубив себе на носу не вмешиваться в чужие дела, побрел на подъем флага.
Расплата
В те времена никакой «дедовщины» не было. Наоборот, чтобы уволиться в первую очередь «деды» старались так натаскать и подготовить замену, что относились к молодым матросам, как к сынкам-гарантам своего своевременного увольнения в запас, так что никаких избиений молодых матросов не было. А вот побили матроса Ильченко, каюсь, с моей докторской подачи. Я после всего случившегося, вызвал комсорга боцкоманды и спросил его, как он и другие боцманята оценивают поступок Ильченко в отношении меня.
– Скажи, как поступили бы вы, если были бы на моем месте? Как я буду в дальнейшем защищать интересы личного состава перед командованием?
Он встал.
– Товарищ старший лейтенант, простите меня, это я вас подставил, но обещаю, что Ильченко надолго запомнит свой подлый поступок.
На следующее утро, еще до подъема флага, я зашел в медпункт и увидел, что Ясинский замазывает зеленкой ссадины на лице Ильченко. Тот скосил свои злобные глаза и испытывающие впился ими в меня.
– Вот
