ателье, так как не смогла купить уголь, где-то за стенкой напряженно кашляла Дора, должно быть, мама слышала весь разговор слово в слово, заранее давая дочери благословение на столь щедрый контракт.
– Нет, нет и еще раз нет! Когда-нибудь я приеду в вашу страну и буду танцевать там в сопровождении вашего оркестра филармонии в храме искусств и музыки, но не в варьете!
Правильно ли поступила Дункан, отказываясь от более чем выгодного предложения? Ею восторгались принцы крови и аристократы, журналисты неизменно пели хвалу, и в ателье ей то и дело приносили букеты или даже корзины цветов… но не могла же она, в самом деле, отопить этими цветами ателье? Подать на обед газеты? Или одеться с ног до головы в комплименты от сильных мира сего? Несмотря на все хорошие отзывы о ее работе, Айседоре по-прежнему приходилось оплачивать ателье, заботиться о пропитании себя, матери и брата, следить, чтобы все были прилично одеты и обуты, и это при негарантированном заработке, без импресарио, зависящая от сезонов и прихотей моды…
Да тут еще и Раймонд сначала увлекся хорошенькой актрисой, а затем решил ехать с нею в турне по Соединенным Штатам. Тоже, наверное, уже надоело сидеть на шее у младшей сестренки.
Тем не менее Айседора не приняла приглашения импресарио, предпочитая честную бедность успеху в сомнительном месте. Дора и Айседора остались вдвоем в холодном пустом ателье, Доре нездоровилось, и дочь была вынуждена отказаться от ателье и переехать с нею в гостиницу на улице Маргерит с пансионом, где по крайней мере стояли кровати. Это было лучшее, что Айседора могла сделать для матери.
Однажды, когда Дора немного отошла от болезни и перестала кашлять, они отправились в уже ставший для них родным салон графини Греффюль. Несмотря на то что никакой договоренности танцевать в этот день у них не было, Айседора брала с собой тунику, кто его знает, как дело обернется. Девушка по-настоящему любила свое дело, часто танцуя по просьбе зашедших на огонек гостей. «…Конечно, я протанцевала и изложила свои взгляды, как делала перед каждым и, мне кажется, сделала бы даже перед водопроводчиком, если бы он ко мне зашел»[29].
Оказалось, что сегодня весь вечер отдан парижской танцовщице американского происхождения Лои Фуллер, которую Айседора имела удовольствие видеть на Всемирной парижской выставке 1900 года. В тот день Лои исполняла танец, в котором сначала на глазах у публики ее красный костюм превратился в алый цветок, потом в очаровательную бабочку, и после беззаботная бабочка вдруг обернулась пламенем и буквально сгорала на глазах у потрясенных зрителей.
Лои начинала свою театральную карьеру как травести в Чикаго, но вскоре ушла из театра, дабы работать соло. Как и Айседора, она танцевала под классическую музыку, но в отличие от нее создавала сложные структурные костюмы: широкие легкие драпировки, которые во время танца Фуллер превращали ее в какое-то фантастическое существо. Кружась, она делала со своими юбками и драпировками что-то невиданное,
А. Дункан. Моя исповедь.
