вскочила вслед за ключницей и осторожно придержала ее за локоть.
– Лукерья Ивановна, что же вы? Ни в чем Митрий Степанович не виноват! Свечи у нас хорошие, пожара никакого не было. Сердиться причины нет.
Откровенно говоря, в тот момент я сильно рисковала получить от взбешенной старухи по шее за компанию с управляющим – чтоб не лезла под горячую руку. Но Лукерья Ивановна вдруг остановилась и как-то сдулась. Ее голова и плечи опустились, ярость прошла, а вместе с ней и жажда крови.
– Голова болит, – пробормотала женщина. – Спала плохо. С самого ранья все раздражает.
– Тебя, значит, раздражает, а мы страдать должны? – вспылил осмелевший Митрий Степанович. – Шла бы ты, Ивановна, к себе. Полежишь чуток, глядишь, отпустит голова твоя. А то ты уж на людей кидаешься.
– Не сердись, Митька, – устало сказала ключница. – Ты знаешь, я тебя люблю.
– Ну да, – хмыкнул управляющий. – Лицо мне бить ты тоже решила от великой любви?
Лукерья Ивановна махнула рукой и удалилась.
Дворня проводила ее удивленными взглядами.
– Это чего сейчас было, ась? – прошептала Степанида.
Я покачала головой. Вот они, неприятности. Начались.
***
После завтрака я отправилась в сад за цветами. Пробегая через зимнюю оранжерею, про себя отметила, что земля в кадушках с иноземными кустами – гордостью покойной барыни, Полинькиной маменьки – совсем сухая и на обратном пути ее непременно надо полить.
– Маша, бросай цветы, барышня тебя видеть желают, – крикнул из окошка Степка, еще один наш лакей, когда я срезала розы.
– А где она? – крикнула ему в ответ.
– В гостиной с молодым барином. Велели, чтоб ты тот час же пришла.
В груди неприятно кольнуло. Неужели благородный бес на меня нажаловался?
Собственно, почему бы и нет? Он легко мог сказать Полине или Павлу Петровичу, что нерасторопная служанка его обожгла. И наказания потребовать мог.
Ох… То, что он сам мне шею свернуть не сумел, не значит, что мне не свернут ее по его приказу.
Полночи я прокручивала у себя в голове странное происшествие в комнате Навроцкого, пыталась понять – как это могло произойти?
Владимир Александрович на меня рассвирепел, и в этом его можно понять: неприятно, когда появляется человек, способный разглядеть под твоей ангельской маской страшную звериную морду.
На этом понятное заканчивается и начинаются вопросы. Как у человека могут быть мертвые глаза? Что за черные змеи вьются вокруг него, и почему это вижу только я?
Я бы решила, что и впрямь сошла с ума, да только Навроцкий сам вчера сказал «откуда ты такая видящая взялась». Значит, это не игра света, не сумасшествие и ничего мне не показалось. Но то, что случилось потом, родом из какой-то страшной сказки.
Как можно обжечься о живого человека?! Если в первые минуты после того, как я вылетела из покоев
