Бери, бери, морячок, от меня не убудет.
Кокорин нерешительно взял сигарету и прикурил от зажигалки, которой услужливо щелкнул Тихон. Вообще, дембелям было дозволено многое, в том числе и панибратство с молодняком, которому они зачастую покровительствовали. Но поведение Тихона все равно выглядело очень подозрительно, поскольку до сих пор ни одному старослужащему даже в голову не приходило проявить подобную демократичность в отношении Алексея Кокорина.
Бросив зажигалку на подоконник, Тихон опять с шумом почесал промежность и уселся на прежнее место.
– Так расскажи, почему в Чечне дедовщины нет, попросил он, болтая голыми волосатыми ногами в дерматиновых шлепанцах.
У Кокорина екнуло сердце. Дорогая сигарета сразу стала безвкусной, в коленях появилась предательская слабость. Он понял, в чем дело, и теперь его мучил только один вопрос: кто же это успел настучать? Во время того разговора в наряде по камбузу, когда он коснулся этой скользкой темы, никого из старших рядом не было. Стало быть, настучал кто-то из его же призыва, такой же, как он, «баклан»…
– Не знаю, – предпринял он неуклюжую попытку выкрутиться.
– Как так – не знаешь? – изумился Тихон. – Рашидов, освежи ему память!
Стоявший сзади татарин нанес Кокоше несильный, но точный удар по почкам. Молодой матрос охнул и покачнулся, потому что удар по почкам остается ударом по почкам, даже если ты способен играючи выжать полторы сотни килограммов и хоть сто раз подтянуться на перекладине.
Сидевший на соседнем подоконнике Плекс откровенно наслаждался происходящим, жалея, по всей видимости, лишь о том, что статус дембеля не позволяет ему присоединиться к Рашидову. Лопатин, щуря от дыма левый глаз, разглядывал Кокошу с ленивым любопытством, как какое-то насекомое. В умывальной комнате было сыро, промозгло, пахло лизолом и хлоркой. Белый кафель стен сиял чистотой, которую совсем недавно навел Кокоша. У него – у Кокоши, разумеется, а не у кафеля – было предчувствие, что чистоту вскоре придется наводить вторично, отмывая со стен и пола собственные кровавые сопли.
– Ты что, дурак? – спросил у Рашидова Тихон. – Таблетку надо было дать человеку, а ты – по почкам… Не знаешь, что ли, что в Чечне с такими, как ты, бывает?
– Не знаю, – подыгрывая ему, развел мосластыми ручищами татарин.
– Вот видишь, и он не знает, – обратился Тихон к Кокоше. – Просвети народ, чего ты жмешься? Жалко тебе, что ли? Вдруг вот он, – Тихон ткнул пальцем в сторону Рашидова, – послушает-послушает да и призадумается?
– Давай говори. – Рашидов сильно толкнул его между лопаток. – Или ты только над бачком с картошкой такой смелый? Брат у него в Чечне, хлеборезом в офицерской столовой… Видали мы таких героев! Просидят полтора года в штабе, а потом перед девками хвост распускают: я, мол, воевал!
На какое-то мгновение желание развернуться на сто восемьдесят градусов и размазать татарина по стенке стало почти непреодолимым. Брат Лехи Кокорина Иван
