взялся за ручку двери. Работая наемником, он привык врываться в жилища разорившихся купцов. Его не смущала ни стража с ядовитыми пиками в руках, ни тяжелые решетки на окнах, ни кованые засовы. Металл и дерево ломались так же легко, как кости. Но поднимать руку на пожилого человека, служащего Нею, он не хотел. – Разве в храме не должны принять нуждающегося?
– Уже год храмы открыты только для велико-именитых.
– Чей указ? Конвента? Герцога?
Старик издал крякающий звук:
– Не все ли едино?
– А как же заветы предков? – Гроу перешел на высокий домеронский, общий для знатных людей всех десяти герцогств. – «Живая душа пред домом предков, что любимый ребенок у врат родного дома. Кающийся больно или умирающий – как всякое дитя, равно любимо благочестивыми родителями, так всякий страждущий желанен в обители первоотцов», – процитировал он. – И что же будет, если я войду? Меня убьют?
Старик раскрыл рот, но ничего не сказал. В его мутных глазах замаячили удивление и страх. Заметив движение в саду, Гроу пихнул дверь ногой и шагнул в темное помещение.
Он прижал старика к стене и зажал рот:
– Молчи, дед, или попадешь к предкам.
Ноги чтеца задрожали и подкосились. Придержав его, Гроу осмотрелся. Тесный притвор освещала масляная лампа, далее шел арочный коридор, украшенный барельефами. Справа он заметил узкий ход в малую башню. Там хранились книги и древние глиняные скрижали со священными писаниями. Убедившись, что старик держится на ногах, Гроу кивнул на приоткрытую дверь:
– Шагай.
– Тебя предки проклянут за мародерство.
Гроу криво улыбнулся, и чтец засеменил в башню.
Зазвучали всхлипывания:
– Три стороны, в святом доме бес… откуда здесь бес?
Закрыв за ним дверь, Гроу навалился на нее плечом и встряхнул так, что из верхних петель посыпалась известь. Дверь покосилась и уперлась в каменный порог. Убедившись, что ее будет сложно отворить, Гроу захватил масляную лампу и пошел по коридору. Мягкие ковры заглушили звуки. Он попал в зал с огромными кувшинами, расставленными вдоль стен. В них хранилась целебная вода из соленого озера. В центре зала стояли бронзовые скульптуры молодых женщин, держащих в руках огромный серебряный чан. Над ним служители совершали целебное омовение. Здесь Гроу отпраздновал десятый год жизни. Он вспомнил, как верховный служитель конвента с глазами ясными, как кристаллы, омыл его лицо и руки горько-соленой водой, а после нарек наследником Виона. Только чан в те благословенные времена сиял золотом.
В зале понизу гулял сквозняк, свет, пробиваясь сквозь узкие окна, отражался на каменных колоннах и мозаичных стенах.
Куда дальше? Где соберутся именитые гости? В детстве Гроу часто приезжал в храм и знал тут каждый закуток. Служители поощряли любопытство будущего правителя и разрешали ходить там, где непосвященным людям находиться не полагалось.
Он смотрел по сторонам
