«Ольховый Король», – ответил он.
– Я только «Лесного Царя» знаю.
– Это она и есть. Жуковский неправильно перевел на русский. Нельзя было ольху из названия убирать.
– Почему?
– Потому что Гете не случайно про нее написал. В средневековой Европе ольха считалась деревом несчастий.
– Почему? – повторила Вероника.
– Потому что растет у болот и сгорает так быстро, что не согреешься.
Что ольха растет на болотах и дрова ольховые быстро сгорают, Вероника, конечно, знала. Но слова Сергея Васильевича словно вывели ее простое житейское знание в какое-то другое пространство, где все было необычно и значительно. Как отец показывал ей когда-то созвездие Волосы Береники и читал стихи Катулла.
Вероника удивилась, поняв это. Тогда она не чувствовала ничего, кроме желания, чтобы папины объяснения поскорее закончились и можно было бежать на речку с багничскими хлапчуками и девчатами. А теперь все то не просто вспомнилось, но так странно и сильно связалось с происходящим сейчас…
– А все-таки красиво Жуковский перевел, – поскорее прогоняя странные мысли, сказала Вероника. – «Кто скачет, кто мчится над хладною мглой…» – шепотом продекламировала она. – А вы, значит, по-немецки повторяете?
– Да.
– Почему?
– Способствует концентрации.
Вероника шмыгнула носом. Что ж, к сонму связанных с ним загадок добавляется еще одна. А к перечню известных ему языков добавляется немецкий.
Она вдруг вспомнила, как в последний свой приезд в Баг-ничи плыла, стоя в челне, сквозь затопленный весенним половодьем лес, и дубрава незаметно перешла в ольховник, и стало казаться, что вокруг сказочное королевство, хотя про Ольхового Короля она тогда не думала.
– Надо отдохнуть? – спросил Сергей Васильевич.
– Как считаете нужным.
– Но вы устали?
– Нисколько.
– Если бы я знал, что вы так хорошо ходите, вообще не стал бы брать фурманку.
– Обычно не берете?
– Из Польши нет, конечно. А обратно – только если есть необходимость.
– На этот раз не было.
– Теперь вижу.
После часа ходьбы Вероника уже видела все вокруг если не как днем, то не хуже, чем в сумерках. Хотя было новолуние и тьма стояла кромешная. Поэтому, когда Сергей Васильевич предупредил:
– Осторожнее, справа берлога, не провалитесь, – она едва удержалась, чтобы не ответить ему что-нибудь снисходительное.
Берлогу под корнями раскидистой ели, стоящей над оврагом, Вероника заметила и сама. Подумала с интересом, есть ли там медведь, устыдилась своего неуместного любопытства – ведь вот-вот выйдут к границе, о медведях ли нужно беспокоиться! – но говорить обо всем этом ему не стала. Пусть сам скажет, что считает необходимым.
Все необходимое Сергей Васильевич действительно сказал сам, это уместилось в три слова:
