style="font-size:15px;"> – Когда революция случилась, то вскоре начался страшный хаос. В Минске днем и ночью стреляли, и не понять было кто. То немцы, то поляки, то большевики, то просто бандиты. Я в госпитале работала, а потом заболела. Тогда «испанка» была, а это ж такая зараза… Мне прямо на улице плохо стало, и так некстати… Шла вечером, и напали какие-то, я вырвалась, побежала… Сильно испугалась. Бежала, пока не упала. Утром Лазарь Соломонович меня нашел. Он из клиники возвращался, а я возле его дома без сознания лежала. На ступеньки заползла. Повезло мне.
– Мне тоже.
Его слова заставили Веронику прервать свою несколько лихорадочную речь.
– Вам-то почему? – недоуменно спросила она.
– А кто бы меня из-под сосны на фурманке вывез, если бы вы от «испанки» умерли?
– А вы бы и не оказались ни под сосной, ни на фурманке, если б я умерла! – засмеялась Вероника.
– Резонно.
Его слова разрядили напряжение, и она спросила уже вполне легким тоном:
– Кава была смачная, кремувка таксама. Дзякуй вам. Можа, мы пойдзем?
– Як скажаце, ясная панна, – ответил он.
И танцевали, и над рекой гуляли, и в кавярне сидели вроде бы недолго. А когда вышли на улицу, было уже почти совсем темно. Вероника остановилась в нерешительности. Ей хотелось, чтобы Сергей Васильевич проводил ее, но неловко было просить его об этом.
– Вы с тех пор боитесь темноты? – Фонари уже зажглись, и его глаза блестели в их свете как алмазы. – С той ночи?
– Ну да, – смущенно кивнула она. – Я того, наверное, никогда уже не забуду. Как бегу, а силы с каждой хвилиной уходят, голова кружится, и сейчас упаду, они меня догонят, и…
– Вероника, пойдемте ко мне, – сказал он. – Простите, что так. Но как еще сказать? У меня и без «испанки» голова кружится. Если бы вы не написали жениху, что к нему не приедете, я бы не решился, может. Или решился бы все равно.
Она замерла от его слов. Что было бы, если б он их не произнес? Сердце билось у горла. Сергей Васильевич молчал тоже. Она взяла его под руку. Он вздрогнул, потом положил руки ей на плечи и, развернув к себе, стал целовать короткими поцелуями ее губы, глаза. От его губ шел легкий травяной запах, да, ведь зубровка настояна на травах… Он отвел пряди от ее висков и целовал виски тоже, и она слышала, как прерывисто он дышит. Он молчал, и она не понимала, какая сила им движет, – чувствовала лишь силу его желания, мужского его желания. Но ведь должно быть что-то еще?.. Ах, да не все ли равно!
Он жил здесь же, на Подгорной, в соседнем с кавярней доме. Или, скорее, не жил, а просто остановился: комната в полуподвале не походила на жилую, в ней не было ничего, кроме койки, заправленной серым солдатским одеялом, и сбитого из сосновых досок стола, на котором стояли эмалированный таз для умывания, глиняный кувшин и глиняный же подсвечник со свечой.
Все это Вероника увидела, когда, войдя, Сергей Васильевич эту свечу зажег. Она остановилась у порога и смотрела, как вздрагивает на побеленной стене его огромная тень. Он обернулся к ней и сказал:
– Пожалуйста,
