этом сейчас Артынову, надо объяснить, почему она не отвечала ни на письма Винцента, ни на увещевания его тетушки. А объяснять это Вероника не хотела. Или не могла. Не то что Сергею Васильевичу – даже себе самой.
Она отвела взгляд. Растерянность ее была полной, абсолютной. Она заплакала бы, но, к собственному сожалению, давно разучилась лить слезы. Да и умела ли когда-нибудь? Нет, даже в детстве не умела.
Ей стоило большого усилия снова поднять глаза. Все это время Артынов смотрел на нее – она сразу встретила его взгляд.
И сразу, вдруг, поняла, что должна сделать. От этого понимания, пронзившего как молния, стало так легко, что Вероника чуть не рассмеялась.
– Сергей Васильевич, – сказала она, – вы, кажется, собирались передать Лазарю Соломоновичу записку?
– Да.
В его взгляде мелькнуло удивление.
– У вас есть при себе бумага? Перо, чернила? Карандаш хотя бы?
– Нет.
– Тогда как же?..
– Я намеревался пригласить вас в кавярню. Здесь рядом, на углу Захарьевской и Подгорной. Там спрошу все необходимое.
Как все-таки хорошо, что никакое волнение не мешает ему продумывать каждый свой шаг!
– Так пригласите, – сказала Вероника.
– С удовольствием.
Если его и удивила неожиданная решительность ее тона, то вида он не подал.
– Дальше через мостик есть выход из парка на улицу, – сказал Сергей Васильевич. – Пойдемте?
Вероника кивнула, и они пошли вдоль реки к узкому деревянному мосту.
– Ой! – воскликнула она вдруг. – Липа!
Огромная липа стояла у самого края прибрежного косогора, и предстояло пройти под ее ветвями, густо покрытыми желтыми соцветьями. Вероника остановилась как вкопанная.
– Вы любите цветущие липы? – поинтересовался Артынов.
– Я боюсь пчел, – ответила она. – Слышите, как гудят? С детства боюсь, панически. Даже стыдно.
– Ничего стыдного.
– Но вы же не боитесь.
Он расхохотался. Она впервые видела его смеющимся. Это было так удивительно и так… Вероника не знала, как это назвать. Она невольно улыбнулась тоже.
– Извините, – сказал Сергей Васильевич. – Вы, верно, суфражистка?
– Вовсе нет, – дернула она плечом.
Что суфражистки борются за равноправие мужчин и женщин, Вероника знала. Даже была однажды на встрече их су-полки – подружка приглашала.
– А что вы обиделись? – Артынов заметил ее жест. – По-моему, эти дамы правы в своем нежелании плясать под мужскую дудку.
– Ох, я не знаю, – вздохнула Вероника. – Мне никогда не приходилось плясать ни под чью дудку. Всегда выпадало самой решать.
– Счастье иметь с вами дело.
Хотя это были обычные слова и произнес он их обычным своим бесстрастным тоном, они почему-то смутили ее.
– А
