со мной вы проводите в унынии.
Двусмысленное замечание!
– Это моя обязанность, – холодно ответила Вероника. – Ведь я работаю у доктора Цейтлина.
– Это он меня оперировал?
– Да.
– В больнице?
– Нет, в своем доме. Я ему ассистировала. А теперь вы в процедурной при его кабинете.
– Надеюсь, успею поблагодарить его завтра перед уходом. И за операцию, и за конфиденциальность.
– Перед каким уходом? – не поняла Вероника.
– Утром я избавлю вас от своего присутствия.
– Вы с ума сошли! – воскликнула она, лишь в последнюю секунду приглушив голос. – Утром!.. Да вы еще не менее трех дней даже с кровати подняться не сможете!
– На этот счет не беспокойтесь. Ваш доктор смелый человек. Однако не думаю, чтобы он обрадовался, когда пришлось тайно оперировать в своем кабинете черт знает кого. Да еще под носом у чекистов. Ведь мы сейчас в том доме на Богадельной, к которому я вас провожал из «Гарни»?
– Да.
– Вот видите.
Вероника не знала, где именно располагается ЧК, но Минск невелик, наверняка это в самом деле где-то рядом, раз он так говорит.
Замолчали – Сергей Васильевич оттого, что разговор исчерпал его силы, а Вероника от волнения.
Вечер в отеле «Гарни» вспомнился ей. Но это было не то воспоминание, которого следовало бы ожидать, – как он сказал, что она должна заплатить за ужин, и как взял у нее конверт с деньгами, и как она почувствовала себя рыбкой, вмерзшей в лед его взгляда. Нет, в ее воспоминании предстало лишь то, как шли потом по улице и он придержал ее под руку, когда она оскользнулась на мокрой после дождя мостовой, и показалось при этом, что его рука коснулась не пальто ее, а голого локтя.
Неужели это было всего лишь позавчера? Кажется, будто прошла вечность.
– Та шляпка цвета берлинской лазури, – сказал Сергей Васильевич, – очень была хороша на серебряных ваших волосах. И оттеняла ваши глаза. Я после жалел, что велел вам одеться крестьянкой и тем самым лишил себя удовольствия смотреть по пути к границе на такую игру красок.
– У вас жар, Сергей Васильевич, – сказала Вероника. – Сейчас дам лекарство. Не морфий, а жаропонижающее. И пожалуйста, забудьте про это свое «завтра уйду». Надо Бога молить, чтобы не случился сепсис.
– Лишен такой возможности.
– Какой?
– Молить Бога. Я позитивист.
Что такое позитивист, Вероника не знала. Но это не представлялось ей сейчас существенным. Она налила воды из графина в стакан, высыпала туда порошок и, поднеся стакан к губам Сергея Васильевича, предупредила:
– Это горькое.
Он приподнялся, опираясь на локти, и поморщился. Поспешно сев на край кровати, она завела свободную руку ему за плечи, чтобы предотвратить боль, неизбежную для него от любого мышечного усилия, и постепенно наклоняла стакан по мере того, как он пил.
Допив, Сергей Васильевич
