style="font-size:15px;"> Но лейтенант Дроздовский не лгал и не притворялся. Он давно и прочно внушил себе, что первый бой много будет значить в его судьбе или станет для него последним. В возможность своей смерти он не верил, как не верит в нее никто, не побывав на краю жизни, не осознав чужую смерть, как собственную, отраженную в другом. И Дроздовский ответил:
– Товарищ дивизионный комиссар, лично я умереть не задумаюсь…
– Вы комсомолец? – спросил Веснин. – Наверно, не ошибаюсь…
– Не один я, товарищ дивизионный комиссар. Все командиры взводов и больше половины расчетов. Комсорг батареи – лейтенант Давлатян…
– Тем более, – сказал Веснин, с улыбкой кивнув Давлатяну, по-детски засиявшему ответной улыбкой. – Вся жизнь у вас впереди. Позавидовать вам искренне можно. Не вечность война продлится. – И отошел к брустверу, где стояли в молчании начальник разведки и командир дивизии.
Теперь никто не обращал внимания на Дроздовского. Полковник Деев, теряя терпение, пошевелив могучими плечами, глянул на ручные часы, затем на южную часть станицы, повел настороженными глазами в сторону Бессонова.
Бессонов сидел на снарядных ящиках, положив руки на палочку, глаза были устало полуприкрыты. Он прислушивался к этому неровному, то далекому, то близкому гудению, которое носил над светлеющей степью рассветный ветер, и на лбу его прорезались две продольные складки, пугающие Деева выражением недовольства.
– Так где ваша разведка, полковник? – спросил Бессонов. – Где она?
– Думаю, что надо возвращаться на энпэ, – ответил Деев, насколько возможно снижая свой звучный баритон. – С разведкой явно что-то неладное, товарищ командующий. Затрудняюсь объяснить…
– Как вы сказали?
По тону командующего можно было безошибочно определить, что вопрос его не обещал ничего хорошего, но Деев договорил:
– Пожалуй, нет смысла, товарищ командующий, ждать здесь разведку.
– Я и не жду ее, – желчно произнес Бессонов. – За такую разведку несут ответственность, полковник, да будет вам известно!
– Рассветает, – сказал Веснин.
Взяв бинокль у пожилого начальника разведки дивизии подполковника Курышева, он с любопытством водил им по зареву, по хорошо видной сейчас станице впереди. Но и без бинокля предметы приобрели объемную очерченность. На батарее – в отдалении и вблизи – проступали лики людей, плоские, серые от бессонной ночи, как маски, и орудия, и бугры земли на бруствере, и кусты над снегом, трещавшие на ветру оголенными сучьями. Была зыбкая пора переломного декабрьского рассвета, переходившего в раннее утро, слабо налитое розовостью на востоке.
И вдруг отчетливо задрожал, начал нарастать вибрирующий по всему горизонту гул, как будто катился по степи гигантский чугунный шар. В тот же миг из зарева взмыли над станицей серии двухцветных ракет – одна за другой, по полукругу – каскад красных и синих светов.
