со своим кружком выставляется в манеже в октябре. Возьмут четыре твои картины, Филипп обо всем договорился. Но ты должен понравиться Савелию, – Амалия дотронулась до своих губ черной помадой. – Думаю, с этим проблем не будет.
– Савелий видел мои работы? – удивился Никола.
– Все, кроме «Петуха». Специально посетил галерею «М2». Сам отобрал три картины. Четвертой, естественно, будет «Петух».
«Смерть черного петуха» – последняя работа Николы Рейша. Он сделал ее сразу же после подписания контракта с Филиппом. Получилось неплохо.
– Галерея может не согласиться, это ведь ее собственность.
– Доверься Филиппу, он с этим разберется. Я готова, – Амалии трудно было оторваться от зеркала, и ее можно было понять. – Нам надо выходить, к Зарайскому не следует опаздывать.
Дверь им открыл юноша в бескозырке, в тельняшке, на носу пенсне. Он близоруко сощурился, уставился, как завороженный, на грудь Амалии и зачмокал тонкими губами. Положение спас полный человек с обаятельной, жизнелюбивой улыбкой.
– Ах, Лешенька, спасибо, но дальше я сам, это моя обязанность встречать гостей.
Лешенька заковылял прочь старательной походкой пьяницы, стремящегося казаться трезвым.
– Позвольте представиться: Альберт Давыдов – хозяин здешних апартаментов.
Он церемонно приложился к руке Амалии. Татуировка его восхитила.
– Какая дивная, тонкая работа! Как искусительны эти змеи!
– Вы, должно быть, поэт?
– О, нет, нисколько, но я внутри круга. Варюсь в этом с детства, отец был большим поэтом. Ананасы в шампанском, весь я в чем-то испанском и так далее. Угощайтесь шампанским, горячее еще не скоро. На закуску у нас сегодня фуа-гра. Божественная рука. Кожа матовая, гладкая, как будто подвергалась специальной обработке. Кстати, известно ли вам, друзья мои, кожа – самый большой человеческий орган, восьмая часть массы всего тела, площадь кожи около двух квадратных метров. Походите, осмотритесь, чувствуйте себя как дома.
Произнеся все это, Альберт вихрем унес за собой Амалию, Николай остался предоставлен самому себе.
В обширной прихожей все стены были увешаны картинами. Живопись членов кружка Зарайского. Естественно, значительная часть экспозиции отводилась творениям самого Савелия Моисеевича. Он вдруг возник прямо за спиной Николая, лениво разглядывающего картины, деликатно покашлял. Николай обернулся и оказался в лучах доброжелательной улыбки мастера.
– Интересуетесь творчеством коллег?
– Конечно. Есть, чему поучиться, – не растерялся Никола.
– Ах, не скромничайте, не скромничайте, – звонко рассмеялся Зарайский, как будто услышав презабавный анекдот. Он ласково смотрел на Николая, и казалось, едва сдерживается, хочет немедленно заключить его в объятия. – Что ж, я с удовольствием представлю вам работы моих товарищей, со многими из них вы прямо сегодня сможете перезнакомиться.
