чтобы было чем перекусить в дороге, которая, как оказалось, была совсем не близкой – мы провели в пути целый день.
Со времени отъезда отец не сказал мне и пары слов. Я надеялась, что он доверится мне, как неоднократно поступал в прошлом, но на этот раз он хранил молчание. И мне приказал ни с кем не разговаривать.
– От этого зависит моя жизнь, Кэтлин, – сказал он, пряча правую руку под пиджак, будто у него там хранился пистолет.
Мой отец был красивым мужчиной, но в тот момент, сидя в рикше согнувшись, он показался мне забавным и даже странным. Его гладковыбритое лицо было мокро от дождя, на голове не было шляпы, и волосы растрепались. На его сшитом из дорогой ткани пальто будто жемчужинки поблескивали капли влаги. Точно такие же капли осели и на его черных кожаных перчатках, привлекая мое внимание, гипнотизируя, заставляя верить, что вся эта поездка не более чем игра. Что на самом деле все в порядке.
Да и что может случиться в этой прекрасной стране, утопающей в зелени и роскошных цветах сливы, где при каждом дуновении ветерка звучит мелодичный перезвон колокольчиков, с которым так гармонируют красные листья клена?
Для меня Япония всегда была кроткой страной, населенной благовоспитанными людьми. И единственным домом, который я знала с тех пор, как отец привез сюда мою маму и меня, совсем еще крошку. Он знал, что моя мама больна и плавание из Сан-Франциско еще больше подорвет ее здоровье, но она отказывалась расставаться с ним.
И поэтому поехала. Вместе со мной. Всякий раз, как я вспоминаю маму, сердце мое обливается слезами. Для меня подобные воспоминания очень тяжелы. Мама умерла в первый же год в Японии, и я никогда ни с кем не делила боли утраты, особенно с отцом. Казалось, в моем присутствии он сдерживает свои чувства, но я знала, что он любит меня. Именно поэтому я и не понимала, отчего сейчас он ведет себя столь странно.
Что же ты натворил, папа? – хотелось мне задать ему вопрос, но я этого не сделала. Я никогда не называла его папой в лицо, потому что он этого не понимал. Он был моим отцом, не больше и не меньше.
Когда тонкие колеса коляски покатились, подскакивая, по небольшому мосту, я была вынуждена ухватиться за сиденье и снова выглянула наружу, не сумев побороть искушения, но на этот раз отец меня не одернул. Я ахнула, поддаваясь охватившему меня радостному удивлению. Хотя время близилось к закату, я с восхищением взирала на западные холмы, отбрасывающие темно-сливовые тени, и на простиравшиеся до линии горизонта пшеничные поля, под проливным дождем казавшиеся золотистым морем.
Дождевая капля упала мне на нос, и я стряхнула ее, вполголоса ругаясь на смеси английского и японского. Я свободно владела двумя языками, так как изучала их одновременно. Япония являлась моим домом, в котором я прожила большую часть жизни, и я очень гордилась своими лингвистическими способностями. Хотя из-за своих белокурых волос в этой стране темноволосых женщин я частенько чувствовала себя не в своей тарелке. Отец уверял меня, что со временем я стану
