где встречаются и старинные дворцы, и засыпанные мусором подворотни. Два дня… Небо было цвета крови и ржавчины. В тихих неподвижных сумерках усадьба казалась пустой.
Она ждала в переднем покое, и в сумерках линии ее тела были еще мягче и еще желаннее.
– Я весь день думал о тебе, – сказал жрец. И понял, что его голос лжет.
Было вино – краснее крови, и была постель – жарче летней ночи. Были смех, наслаждение и бессвязные слова, выдохнутые в порыве страсти.
Наконец Каи оставил ее на подушках, а сам отошел к окну. Из ночи глядели факела и огни. Словно тысячи глаз, которые винят его одни боги знают в чем… Не много ли на сегодня богов?
– Знаешь, Са́тра… – слова не шли на язык, застревали в горле. – Иногда я жалею, что у жреца не может быть жены.
– Никто не запрещает прятать женщину в городе, – она натянула на плечи покрывало и закуталась в него, как в пестрый балахон. – Не запрещает даже прятать детей.
– Ты знаешь?
Каи обернулся, и Сатра негромко рассмеялась.
– Думаешь, я бросаюсь в постель к кому попало? Я разузнала о тебе, что смогла. Разве ты поступил бы иначе?
Купола храмов в ночи как обожженные волдыри. Подсвеченный факелами Район Садов – зеленая язва на теле города.
– Зачем ты принимаешь меня? – спросил жрец.
«Глупец, глупец, – твердил он себе. – Такие женщины не отвечают на вопросы, а такие, как ты, их не задают!» Но сегодня был особенный день, и он продолжил:
– Ради усадьбы? Лошадей, что я подарил? Ради слуг и дорогих тканей?
Сатра фыркнула.
– Ради дома, – ответила она просто и – Каи знал это – честно.
– Боги! По-твоему, это дом? Когда ты ото всех скрываешься? Когда даже слуга немой?
– Он лучше, чем могли предложить другие.
Она встала и пересекла комнату, устроившись возле него в оконной нише.
– Когда ты вынуждена скрывать, кто твой мужчина? – недоверчиво закончил Каи.
– Дом нужен женщине гораздо больше, чем мужчина. Всего немного меньше, чем дети, – Сатра подставила лицо ночному воздуху. Ветер донес преувеличено громкий, наиграно радостный смех.
– Это почти так же сильно, как «дай» и «мое» у ребенка, – она усмехнулась и, бросив взгляд взгляд на любовника, добавила: – Ты так старался меня купить, что это было почти забавно. Еще смешнее, что ты давно меня купил с потрохами.
– Я этого не хотел. Не этого, – проклятый язык. Ну почему он не слушается как раз, когда нужней всего?
– Я знаю, чего ты хотел, – она легонько похлопала его по плечу и оставила Каи, потянувшись за кувшином.
Город в темноте – кладбище душ. Ночь молча и терпеливо ждет рассвета. Утра, когда война станет не «через два дня», а по-простому, без изысков – «завтра».
– Тебе нужно уехать из столицы, – наконец
