миражу, в жарком мареве дрожали очертания куполов – и ветер с моря нес вонь тухлой рыбы. Из окон вывесили знамена и гирлянды цветов – но над сточными канавами кружили мухи, а копыта поднимали облачка бурой пыли.
– Эти люди – кровь Царства, – продолжил старик. – Помашите им рукой, господин. Скоро вы будете ими править.
Наместник поморщился.
Гулкий рык огромных, как десяток воинов, тамтамов заглушал гомон толпы, но иль-Аммару чудилось, что вперемешку с приветствиями он слышит проклятия. Каждое утро в трущобах находили заколотые, зарубленные, растерзанные тела, и единственной их виной были слова против Единого бога.
– Кажется, меня встречают не слишком радостно…
– Они отчаялись, – мягко заверил царедворец. – С тех пор, как владыка погиб, каждый князь норовит урвать кусок получше. Беженцы стекаются со всего Царства, они всем сердцем ждут нового царя, но люди напуганы и растеряны.
Наместник вынудил себя улыбнуться и поднял руку в приветствии. Толпа взвыла, ее протяжный вой заглушил слова старика.
– Я видел, о чем ты говоришь, Фахи́з, – кивнул иль-Аммар. – Возле Та́бры не осталось ни одной уцелевшей деревни, дороги полны крестьян. Они бегут, как муравьи…
– Столица последний островок мира в наши страшные дни, – подтвердил спутник.
Наместник отвернулся, внимание его привлекло волнение среди горожан. Внезапно вся многоглавая бестия, все грязное тысячеликое чудище подалось вперед, легко, как игрушки, разметав цепь воинов.
Иль-Аммар хотел сделать знак охранникам, но в последний миг старик удержал его.
– Слушайте, господин! Они радуются… они приветствуют вас!
Наместник прислушался – сквозь рев действительно прорывались крики «Слава!». Там, где толпа выплеснулась на расчищенную мостовую, десятки рук тянулись, чтобы хоть на мгновение коснуться резной повозки.
– Протяните им руку, господин! Они никогда не забудут прикосновение царя!
От волнения Фахиз так сильно сжал ладонь наместника, что тот скрипнул зубами.
Что-то не так. Неправильно. Недоброе предчувствие распрямилось, встало во весь рост… иль-Аммару казалось, что купола в душном воздухе и те задрожали сильнее – будто столица смеется над незадачливым ухажером.
Перегнувшись через витой подлокотник, иль-Аммар опустил руку вниз, почти касаясь протянутых ладоней.
Боль ударила в спину жгучим хлыстом, заскрежетала по ребрам стальным лезвием. Наместник закричал, но из горла вырвалось клокотание напополам с пеной. Он еще видел, как солдаты бросились к господину, как забился в дальний угол повозки Фахиз. Знамя с пурпурной башней покачнулось и мазнуло наместника по лицу.
А больше он не видел ничего.
Наутро город опустел. Вымер. Ни звука, ни встречного, ни даже бродячего пса – словно звери и те высыпали на Дорогу Царей поглазеть на иль-Аммара.
