Немировский глухо выматерился, Стрелков-Питон удивленно поднял брови. Мандель прицокнул языком.
– А я предупреждал, – сказал он.
Доу же перестал улыбаться и поджал губы. Он застыл, похожий на статую больше, чем когда-либо прежде.
– Колитесь, – прорычал Бокасса, горе которого сменилось гневом.
– Иначе начнем убивать, – подхватил Ленин.
Сановничий поспешно поднял руку:
– Не надо, гошпода гимнажишты. Я шкажу. Ваш ждет рашпределение в шолидные дома, где вашим дальнейшим обучением жаймутся опекуны. Ваша карьера будет полноштью завишеть от приобретенных навыков и врожденных наклонноштей. Мы ничего не шобирались шкрывать и только ждали выпушконого вечера…
– А ноги? – Дато показал на сонного Эштона. – А моя рука? А наш ослаблэнный иммунитэт – нэ опасны для нэго ваши солидные дома?
Сановничий беспомощно посмотрел на доктора Феста.
– Выпуск назначается не с бухты-барахты, – сказал тот серьезно. – Срок высчитан и сто раз перепроверен. Ваши анализы показывают, что именно к дате выпуска состояние вашего здоровья…
– А если раньше? – перебил его Дато. – Я подошел к компьютэру в кабинэте дирэктора. Я нэ умру?
– Теперь уже не так страшно, – пробормотал Фест.
Тут заговорил Стрелков-Питон. Он сунул пальцы за ремни, которыми была перетянута неизменная гимнастерка.
– Что за церемонии, коллеги? Господа диктаторы осознали свои роль и место в истории. Не надо их жалеть! – Он вперился в черные глаза Дато. – Вас, дорогие вожди, понаделали из родительского праха для богатых домов. Да, раскопали останки, если вас это интересует. И знаете, ради чего? Вас будут держать на цепи. Рассадят по подвалам и будут дразнить говном на лопате. Показывать гостям. Кому повезет – попадет в прислугу. Или в наложники. Карлы, шуты, домашние уродцы! Это довольно престижно – держать в лакеях Мао и вступать в противоестественную связь с Гитлером…
К концу спича его затрясло.
Выложив горькую правду, отважный Питон рискнул и отчасти преуспел в своем намерении. Опешившие Черчилль и Мао опустили стволы, и военрук изготовился к прыжку.
– Мои ноги, – в очередной раз пробормотал Рузвельт.
– Будь по-твоему, Эштон, – отозвалась Екатерина, взмахнула скальпелем и полоснула по горлу доктора Феста.
Кровь брызнула фонтаном и попала на Питона, даже в глаза. Тот вдруг взвизгнул и подскочил неожиданно высоко, на ровном месте – взбрыкнул, как горный козел или еще какая скотина, и этим полностью испортил эффект от своей речи.
Завизжал и Гитлер. Бен Ладен отвесил ему затрещину, и он прикрылся ладонью.
– Чача, – пробормотал Бокасса, не отрывая взгляда от крови.
– Негодяйство, – неуверенно отозвался Ленин и посмотрел на остальных – поддержат ли ерничество, но нет, никто не обратил на него внимания.
– Маладэц,
