множество версий этого аргумента, некоторые из них довольно запутанны. Но основная идея проста: у каждого события есть причина. Но это не может повторяться вечно. Значит, должна существовать Первопричина, которая сама по себе была беспричинной. Некоторые считают, что это Бог, – наиболее известен среди них Фома Аквинский.
У этого доказательства есть проблемы. Почему цепь причин должна завершиться? Возможно, Вселенная вечна – бесконечна в обоих направлениях. И даже если бы существовала Первопричина, зачем полагать, что это Бог? Но неважно, работает ли этот аргумент. (Мы спросим, существует ли Бог, в главе 12.) Главное – просто увидеть, что Сара сама воспроизвела эту логику. «Вот я объясняю своим студентам аргумент в пользу Первопричины, – писал Мэтьюс, – а моя четырехлетняя дочь самостоятельно выдвигает доказательство Первоблохи!»
Это застало Мэтьюса врасплох, поскольку он немного знал о психологии развития. По мнению Жана Пиаже, швейцарского психолога, известного своей теорией когнитивного развития, Сара должна была находиться на дооперациональной стадии, называемой так потому, что дети на ней еще не могут полноценно использовать логику[3]. Но логика Сары была изысканной – гораздо привлекательнее Космологического аргумента. Что бы вы ни думали о бесконечном регрессе причин, трудно представить себе бесконечный регресс кошек.
Ладно, я прямо слышу, как вы говорите: «Мэтьюс – еще один философ с философским ребенком. Это мало что говорит о детях в целом». Но Мэтьюс не ограничился своими детьми. Он поговорил с людьми, далекими от философии, и услышал много похожих историй об их детях. Затем он начал посещать школы, чтобы поговорить с детьми самому. Он читал детям истории, в которых поднимались философские вопросы, а затем слушал дебаты, которые возникали после этого.
Мне больше всего понравилась история Мэтьюса, рассказанная матерью маленького мальчика по имени Иан. Пока Иан и его мама были дома, в гости пришла другая семья, и трое детей монополизировали телевизор, не давая Иану посмотреть его любимую передачу. Когда они ушли, он спросил свою мать: «Почему трем людям лучше быть эгоистами, чем одному?»
Мне нравится этот вопрос. Он такой простой и подрывной. Многие экономисты считают, что государственная политика должна максимизировать удовлетворение человеческих предпочтений. Некоторые философы тоже так считают. Но Иан предлагает нам спросить: должны ли мы заботиться об этих предпочтениях, если они просто эгоистичны? Здесь также таится проблема демократии. Предположим, мама Иана поставила вопрос о том, что смотреть, на голосование. Является ли подсчет эгоистичных детей хорошим способом решить этот вопрос?
Я так не думаю. Если бы Иан был моим ребенком, я бы объяснил, что мы позволяем гостям выбирать, что смотреть, потому, что они гости, а не потому, что их больше. Это способ проявить гостеприимство, поэтому мы поступили бы точно так же, независимо от их количества.
А как же демократия? Мы поговорим об этом позже, поскольку Рекс считает, что наша семья должна
Мэтьюс описывает несколько случаев, когда Пиаже просто не понимает, что говорят дети, и поэтому упускает тонкость их мысли. Часто проблема заключается в том, что Пиаже просто не так изобретателен, как дети.
