До рассвета он просидел на полу у кровати, обняв колени и пытаясь унять колотившую его дрожь.
Дар в мальчике пробуждался медленно. Сперва то были свечи, гаснущие при его приближении, затем вспыхивали жаровни и вещи обугливались в руках, стоило ему обидеться или рассердиться. Два долгих года Самер твердил себе, что нет, он вовсе не колдун, что это игра: стоит захотеть и не пользоваться Даром от силы пару лун – и все закончится.
Целую луну он так и не выдержал. Той ночью возникла крепкая уверенность: само собой не кончится ничего. Сегодня он поджег постель и хотя бы вовремя проснулся. В следующий раз займется дом, с отцом и матерью, островитянином Ндафой и старушкой-кухаркой… Самое жуткое, что его, Самера – его собственный огонь не тронет. Однажды утром он просто проснется среди дымящихся руин.
И мальчик таращился в начинавшую светлеть ночь, час за часом, понимая, что дальше обманывать себя нельзя.
Гира́в Алай, так звали его отца… Достойный Гирав вовсе не питал к магам неприязни: даже мальчик знал, что настоящий царь для отца – сверженный ас-Джаркал, а не выскочка-узурпатор. Вельможа полагал, что маги не вполне люди – но и не презирал их. Трудность крылась в другом, Самер отлично знал ее, даром, что был совсем еще пацаном. Достойный Гирав потерял цепь хлыста северного войска, потому что гарнизон Ги́ллу Тхан остался в казармах и не поддержал восстание. Все, что осталось у отца – наследник и небольшое по довоенным меркам имение.
Но колдун не может владеть землей и торговать. Колдун не имеет права занимать посты и даже покидать обитель. Самер уродился смышленым ребенком, он нашел способ прочесть эдикт о Правосудии. Он не считал себя колдуном, вовсе нет… просто это было важно.
Для начала он решил обо всем рассказать матери. С самого утра, едва рассвет окрасил розовым террасы Гиллу Тхан, он послал с горничной записку и закрылся в детской. Но когда мать вошла, в вихре летящего шелка, в ауре тонких ароматов – все слова, что он тщательно готовил, испарились.
– Что… что случилось, Сами́? – она всегда звала его так. – Ведь что-то случилось, да?
Она присела перед креслом и заглянула мальчику в глаза – а монолог его застрял в горле: ни проговорить, ни проглотить и улыбнуться.
– Ты ведь поговорить хотел, так?
Он так и не смог выдавить хоть слово: просто поднял руку и позволил призрачному пламени вспыхнуть, залив комнату неестественным ярким светом.
Был разговор, и он рассказывал, как пробуждалась сила, как это опасно и что им всем грозит. Мать расспрашивала, то мрачнея, то сердясь – а то перебивая и не желая слушать. Но он должен попасть в Круг! Самер и так уже затянул. Однако простому смертному не объяснишь, что он не может затаиться, что это не он отказывается от родства, и не в его силах потерпеть семь лет, до вступления в права, брака и первенца. Благо, он не помнил подробностей беседы, так что и кошмар не повторил ее: лишь растянул на вечность те мгновения,
