пухлые губы, припудрила маленький курносый носик. Накинула пальто, пристроила на голову шляпку. Натянуть маленькие сапожки на каблуках ей помог Сеня.
– Ты далеко собралась? У тебя же сегодня работа!
– Да не пойду я, – упрямо и твёрдо сказала она ему. – Ешь суп куриный да картошку жареную. А я в Москву поеду. Что-то сердце болит за маму.
Не оборачиваясь, Люба вышла из комнаты, машинально поздоровалась с соседкой Лидой.
– Ты куда так вырядилась?
– Да к маме еду.
– Ну-ну, – усмехнулась Лида.
Люба спустилась по лестнице на первый этаж. Из приоткрытой двери парадного на неё дохнуло морозным воздухом. Добираться до станции пришлось с трудом. Улицу не чистили, а немногочисленные прохожие, утоптав с утра тротуар, сделали его гладким и ледяным. Каблуки то проваливались в снег на обочине, то прорезали ледяную корку. Мысли путались, душа в смятении то ли болела, то ли надрывно плакала. «Господи! Вот уж мне и семьдесят, а я всё хожу по той же окаянной колее любви. Зачем, зачем? Почему опять думаю о нём? Стыдно, тоскливо, на что надеюсь, зачем жду?..»
Подошла электричка. В полупустом вагоне Люба села на скамейку у окна и стала разглядывать проплывающие мимо дома, деревья, ветви которых покрывал сверкающий под лучами солнца снег. Вот и Москва, метро, станция «Арбатская». Сколько раз она приезжала сюда, заходила в магазин при ресторане «Прага», чтобы купить своей, теперь уже девяностолетней, маме маленькие пирожные-корзиночки, вкусные паштетики и салатики. Вот и сейчас, пока пробивали в кассе чеки, опять украдкой оглядывалась вокруг. А вдруг он войдёт и увидит её! Целых сорок длинных-длинных лет ждала и знала, что когда-нибудь этот день настанет. Машинально собрала с блюдечка сдачу: три золотистых монетки. Открыла чёрную лаковую сумочку. И вдруг кто-то тронул её за плечо.
– Любавушка?!
И тут она поняла, что это был его голос, жёсткий и мягкий, бархатистый и глухой. Она хотела обернуться, но не могла. Ноги в маленьких сапожках вмиг приросли к холодному мраморному полу. Ладонь разжалась и мелочь разлетелась в разные стороны. А Люба не решалась пошевелиться. Какой-то мальчик лет двенадцати поднял монетки и протянул ей: «Ба…, ой, извините, возьмите, пожалуйста».
Люба сделала два шага в сторону. Как и прежде, как и много лет назад, на неё смотрели его глаза, – бездонные, чёрные, как ночное небо, бархатные, как тот маленький воротничок на его пальто…
– Любавушка, Любавушка… – он взял её руку и поднёс к своим губам.
Она засмущалась, осознав всю нелепость своего одеяния. Сегодня эта шляпка, это пальто, подхваченное широким поясом, смотрелись, пожалуй, как нечто смешное и старомодное. Но именно так Люба была одета в день их последней встречи.
– Что привело тебя сюда?
– Я много лет покупаю для мамы в этом магазине пирожные и всякие вкусности.
– А мама жива?
– Да, слава Богу. А ты как?
– Один,
