извини, читатель!
Мир спасёт не красота плоти? Мир спасёт красота души?!
Такая же мишура. Как и телесная. Широкие улыбки, душа нараспашку:
– Прошу вас – проходите!
– Только после вас!
– Нет, сначала вы!
– Нет, вы…
До первой давки у буфета, до первого взрыва на стадионе или в метро.
Хотя, какой там взрыв?!
Не нужно ни взрыва, ни давки на входе.
В безлюдном коридоре – новый Добчинский услужливо забежит вперёд Бобчинского, дабы растворить пред оным дверь. Молвит с подобострастием: «Сделайте, Пётр Иванович, одолжение – пройдите первым!». Пропустит и даже любезно подтолкнёт Пётра Ивановича вперёд, не забыв подставить при этом откровеннейшую, всепрощающую ножку. И лишь тогда, – выказав непременное почитание соискателю, – перешагнёт чрез его распластанное тело.
Всьо-аддам-есльы-тебьа-этта-ащасльывьыт…
Феномен этой музыкальной головоломки заключался в том, что, когда она звучала на фоне битловского «Бабилона», то воспринималась – со стороны! – как весьма симпатичный мотивчик. И даже более того, – как его, «Бабилона», украшение.
В процессе же непосредственного воплощения головоломки в звук – судорожного всматривания в нотную заумь, непрерывного отсчёта длительностей и дёрганья струн (дутья в саксофон, нажимания клавиш), – уследить за музыкальной мыслью, скрытой в шифрограмме, было невозможно.
Всё отдам!
Понимание приходило каждый раз уже потом, когда мы прослушивали этот кусок «чужими ушами» – на кассетном магнитофоне «Маяк», переделанном умельцем Электрошуркой в ревербератор.
Во имя чего, за какие прегрешения выпали на нашу долю эти тяжкие испытания?
Увы – «Ларчик просто открывался».
Прошу не подумать, что «Ларчик» – это Ларка Жукова, жена нашего Электрошурки.
Ларчик сходу врезала бы мне по уху, отзовись я о ней подобным образом.
Нет-нет! Под легко открывающимся ларчиком следует понимать не Лариску, готовую в любое время суток наставить Шурке рога, а небольшого размера ларец.
«Всё отдам» открывался так.
Превратить головоломку в «чистый звук», то есть вычитать все ноты до единой, – нигде не лажанувшись, – можно было лишь на абсолютно трезвую голову.
Не справившийся с «Бабилоном» оркестрант объявлялся кирным, за что лишался дневного парнуса.
Идеи Ленина живут и побеждают
Аппаратуру и инструменты мы хранили в «бочке» – овальном сыром чулане, отведённом под музыкалку.
В прежние века – чулан этот, по-видимому, был камином или частью дымохода.
В бочке витал аромат одеколона «Русский лес», смешанный с запахом пота и табачного дыма.
Огнеупорные стены были припорошены толстым слоем побелки. Сквозь побелку проступала сажа.
В бочке жил Диоген.
Всё отдам…
Слева помещался шкафчик с эстрадной нашей
