в медицинский, практика, женитьба (внезапная, как водится), работа хирургом в Военно-Медицинской академии, потом – болезнь Виктора. Кроме орденов, война оставила осколки в легких, и хотя Георгий уложил его на свое отделение, и операцию проводили светила, сделать ничего не удалось. Вскоре родился Эдик, это была отдушина для овдовевшей Ирины Петровны, и тут Георгия усылают в Афганистан! Полгода прошли в беспокойстве, и, как показало будущее, тревожилась она не зря. Вернувшись с сотней проведенных операций за плечами и с малярией, Георгий после доклада начальству прямо в приемной потерял сознание и угодил на больничную койку. Но ничего, выкарабкался, работал, сына растил, и вскоре тот уже учился в ЛЭТИ. Эдик рос незаметно и быстро – не успели оглянуться, а долговязый подросток стал молодым мужчиной, который приводит к бабуле свою девушку, представляет и т. д. Аня была симпатичная, с правильной речью (что Ирина Петровна всегда ценила), правда, выглядела очень молодо, как и ее избранник. Ирина Петровна уже была на костылях, но вызвалась их проводить. И лишь когда Эдик подхватил ее на руки и бережно снес на улицу с третьего этажа, даже не дав зайти в лифт, вдруг поняла: мальчик вырос.
Оглядываясь на пройденный путь, Ирина Петровна не понимает – куда спешить? Жизнь и так несется, будто «Красная стрела»: только отъехал от перрона, а уже конечная станция! Она и не думала, что доживет до этого Миллениума, следующее столетие не воспринималось, как время жизни, исключительно как область мечтаний и грез о будущем. Жаль, будущее оказалось не столь прекрасным, как представлялось…
Через полчаса в трубке раздается тусклый голос Георгия, он приглашает на поминки в кафе. Пойдешь? Нет? Тогда вечером зайду с Ниной, помянем вместе. Ирина Петровна хочет спросить: как все прошло?
Но не решается, боясь услышать сдавленные рыдания. Женский плач она переносила спокойно, если же плачет мужчина – это катастрофа, значит, рушатся основы мироздания.
По счастью, трубку берет какая-то родственница, кажется, двоюродная сестра невестки и, хлюпая, выражает соболезнование. Потом еще кто-то из женщин выражает, в предбаннике кафе (звонок оттуда) стоит плач, но это почему-то успокаивает. Ритуал есть ритуал, пусть поплачут, потом выпьют, закусят, и жизнь покатится своим чередом.
Звонок в дверь застает в ванной, где она решает навести порядок. Она даже невестке не позволяет прибираться в своей квартире: пока ухаживаешь за собой, в тебе бьется жизнь; переложишь заботы на родственников – считай, одной ногой в могиле.
– Иду!
Звонок повторяется, она спешит (если можно так выразиться) к двери, чтобы увидеть на пороге тех, кого ожидала. Валерий Павлович, Анастасия Петровна, Всеволод Иванович, ну и, понятно, Ольга. Без цветов, без улыбок, со скорбными лицами, они выглядят дряхлыми стариками, хотя им всего по семьдесят. Проходят в квартиру, рассаживаются, после чего повисает молчание, будто ждут, что Ирина Петровна что-то скажет. Ну, прямо как в те далекие годы, когда она была на две головы выше
