Я коротко обнимаю его вслед за Таськой и отступаю в сторону. Он грустно улыбается мне.
– Сегодня я, наверное, не смогу поехать с тобой в клуб, – говорю я ему, наблюдая как он садится в машину, – иначе мама устроит новый скандал…
– Ничего страшного, Орешек, – отвечает он, – главное, что мыслями ты со мной. Ведь так?
– Всегда, – серьёзно говорю я, и он, улыбнувшись напоследок, уезжает. Мы с Таськой остаёмся во дворе одни.
– Он тебе не просто нравится, – выносит неожиданный вердикт подруга. – Ты влюблена по уши. Любишь его, признайся?
Она думает, что я буду отпираться, и, возможно, какое-то время назад я бы так и сделала. Но сейчас не хочу.
– Люблю, – легко говорю я и улыбаюсь просто оттого, как здорово звучит это слово. – Очень.
И Таська, восторженно взвизгнув, вдруг стискивает меня в объятиях.
Остаток дня я провожу дома с мамой. Сначала она плачет и просит прощения – как всегда это бывает, затем мы миримся, и какое-то время она ведёт себя тише воды, ниже травы. Но уже к вечеру у нас чуть было не разгорается новый скандал. Ни с того ни с сего она решает проинспектировать мой гардероб – вдруг я из чего-то выросла – и находит ту самую черную блузку с глубоким вырезом, в которой я была сначала на дискотеке, а потом со Стасом в кафе. Я знаю, что ему нравится эта блузка – поняла это по его глазам. Раньше я хранила её у Таськи, но теперь принесла домой, чтобы иметь возможность надевать когда захочу, не завися от подружки. Мама уже давно не залезала в мой шкаф, и я потеряла бдительность и расслабилась. Как оказалось, зря.
– Это что? – кричит мама сейчас, потрясая злосчастной блузкой перед моим носом.
– Блузка, – спокойно отвечаю я, пытаясь сосредоточиться на ресурсах Мирового океана, о которых читаю в учебнике по географии.
– Вижу, что не жираф! – не успокаивается мама. – Это твоя вещь?
Я могла бы сказать, что Таськина, но зачем?
– Моя.
– Значит, в таком ты теперь в школу ходишь? Как прошмандовка?
Моё терпение начинает потрескивать, угрожая лопнуть. Когда Раевский и его дружки по наущению Вайнштейн называют меня шалавой, мне все равно, хоть, видит Бог, ни у кого нет ни малейшего повода думать обо мне таким образом. Но когда до подобных оскорблений опускается родная мать…
Я с громким стуком захлопываю учебник.
– Во-первых, не смей меня оскорблять. Я ни единого повода для этого никогда не давала. Во-вторых, ничего криминального в этой блузке нет, просто глубокий вырез, но все прикрыто! В-третьих, успокойся, на уроки я её не ношу.
– А куда носишь? – прищуривается мама. – С парнями на свидания бегаешь в ней? С тем смазливым, с дырками в ухе?
Мне становится смешно от её характеристики Стаса, но я удерживаю смешок, рвущийся наружу.
– А хоть бы и так, то что? Дома меня запрешь?
– И
