так, – твёрдо чеканит она. – С этой минуты я запрещаю тебе общаться со Стасом Камаевым, ты меня поняла?
Злость мгновенно возвращается с новой силой.
– Вот ещё! – гневно бросаю я. – Я сама решу, с кем мне общаться, а с кем нет!
– Ты пожалеешь, если ослушаешься меня, – с угрозой говорит мама. Я вздергиваю бровь:
– Ты что, угрожаешь мне?
Она не успевает ответить – в комнате начинает звонить мой телефон. Я обхожу её, так и застывшую в дверях, и возвращаюсь к себе. И тут же расплываюсь в улыбке – это папа.
– Папочка, привет! – я прижимаю трубку к уху и закрываю дверь в свою комнату. Не хочу, чтобы мама слышала наш разговор.
– Привет, Маргаритка! – слышу я жизнерадостный родной голос. Так меня называет только папа. А ещё – Цветочком. – Как дела, крошка?
Следующие тридцать минут мы с папой болтаем обо всем на свете. Мы созваниваемся с ним если не ежедневно, то через день точно, но при этом каждый раз нам есть о чем поговорить. Обычно он рассказывает мне о своей работе, делится новостями про Ромку – моего восьмилетнего братишку – и Аню, свою жену. А я в ответ рассказываю о школе, о занятиях пол-дэнсом, об уроках с малышами и о друзьях. Вот и сейчас делюсь с ним тем, что дважды была в клубе на выступлении своего друга. Слово "друг" я произношу с запинкой, и это не укрывается от папы:
– Цветочек, а это простой друг или особенный?
Я краснею и смущённо опускаю глаза, хотя папа и не может меня видеть.
– Особенный…
Папа добродушно смеется:
– Я рад, что у тебя появился парень, Маргаритка.
– Он ещё не мой парень, – неловко говорю я.
– Значит, скоро станет им, – посмеивается папа, – раз ты говоришь о нем таким тоном.
Интересно, каким тоном я о нем говорю? Мне казалось, я выдерживаю максимально нейтральный тон…
Ещё некоторое время мы с папой болтаем, а потом прощаемся. Он ни слова не говорит о том, приедет ли на мой день рождения, который уже меньше чем через неделю. Обычно он приезжает, так что я надеюсь, что приедет и в этот раз.
В квартире тихо. Я приоткрываю дверь и выглядываю в коридор. Негромкие звуки доносятся с кухни. Неслышно ступая, я подхожу к ней и появляюсь в проёме. Мама сидит за столом, перед ней – початая бутылка красного вина и наполненный бокал. Глаза у неё покрасневшие. Увидев меня, она пьяно улыбается.
– А-а-а, доча.
Я становлюсь дочей, только когда мама выпьет. Как бы печально ни было это признавать, но с алкоголем она всегда была на ты.
– Иди спать, все хорошо, – продолжает она спокойно, будто и не помнит уже о нашей ссоре. – Мама тут расслабится немножко…
Мне хочется многое сказать ей, но я ограничиваюсь только пожеланием спокойной ночи. Она кивает в ответ, и я ухожу к себе. Спать при этом я ещё не собираюсь – часы показывают только десять. Мысли мои прыгают к Стасу. Я не знаю, во сколько сегодня его выход. На сцене он уже или только
