приедут. Увидят его пьяную харю небритую и с собой заберут.
Снег под окнами захрустел под тяжелыми уверенными шагами. Снова посыпались удары, теперь по оконной раме, стекла которой тонко задребезжали в ответ.
– Что сидишь? Одевайся! Шмотки бери и в ту комнату. Там кладовка, я запру тебя. Отсидишься. Ну?!
Судя по командному тону, к ней вернулась полное самообладание. Видимо, он не первый, кому приходилось отсиживаться в той кладовочке. Но как же он в темноте свою одежду найдет?
– Ты хотя бы ночник включила, – раздраженно бросил Иван Петрович, шаря руками по полу в поисках невесть куда запропастившихся носков.
Начинали «сеанс» на кухне, и белье раскидали по всему пути в спальню. Еще, кажется, они кувыркались на полу в зале… Надо же так напиться!
– Марина, – раздался за окном приглушенный голос Надежды Ильиничны Волковой. – Ты спишь? Иван Петрович у тебя?
Голый хиромант с одним носком в руках обессилено привалился к спинке кровати.
– Уехал давно! – крикнула в распахнутую форточку Марина. – Ты что, тетя Надя по ночам шарахаешься, людей пугаешь, спать не даешь.
– Ты что, Мариночка, время-то девяти нет! У тебя все в порядке?
– Да!
– Пойду я тогда. Игоря надо собрать. Завтра с утра в Москву уезжает, в рейс ему.
– Уф-ф, пронесло, – сказала Марина, слезая с подоконника. Села рядом, погладила его по волосатой ноге. – Испугался? – ласково спросила она. И чистосердечно призналась. – Я тоже.
– Так когда твой благоверный последний раз приходил тебя пугать?
– Каждую ночь, клянусь! Ты не подумай, что я это все нарочно придумала. Я очень боюсь.
– И что, ты поговорить с ним не можешь, чтобы отвязался от тебя? Так и будешь каждую ночь дрожать?
– Так он на разговор не идет! Бьет по окнам, молотит в дверь. Открою, стою в ночнушке на пороге… нет его, но чувствую каждой жилочкой, что он где-то рядом прячется.
«Бред!»
– Откуда ты знаешь, что он стучит?
– Кто же еще?! – усмехнулась она. – И ключи у него есть. Точно знаю. Раз открыла глаза, а он в том кресле сидит, худой, оборванный и смотрит на меня.
Иван Петрович непроизвольно глянул в кресло, стоящее темной глыбой в углу комнаты. И тяжелый хмель в голове пошел испарятся, словно изморось на капоте разогреваемого автомобиля.
– Сидел, говоришь? Смотрел… – он поднялся, повертел носок в руках, бросил на пол.
– Ты не думай, я не психическая, я правду говорю, – с живостью вскочила Марина и обняла его. – Я надеялась, ты приедешь, скажешь, что мне делать…
И правильно делала, что боялась. В любом варианте. Если явление бывшего мужа – плод яркой зрительной и слуховой галлюцинации, то налицо глубокое психическое расстройство. Как совершенно нелепую оставим в стороне
