места, где появился на свет. Прощайте, думал я, прощайте, о любезные горы!
Увы, утратив вас, я память не утратил![295]
Я почувствовал, что любовь к родине бессмертна, что путешествия, которые современный песенник именует «жизнию хмельной»[296], оборачиваются чаще всего лишь постоянной усталостью ума и тела, и понял, отчего чары богини Калипсо не смогли помешать Одиссею возвратиться на бедную и любимую Итаку, дабы вновь узреть дым отечества над крышей родного дворца.
Vivite felices, quibus est fortuna peracta! Vobis parta quies, nobis maris æquor arandum[297].
В Байонне мы сели на корабль, отплывший в сторону Британских островов. Два года я провел с лордом Б. в его шотландском замке. Под влиянием того, что я наблюдал, живя в обществе Человека – мизантропа и поэта, окончательно сложился в моей голове тот план жизни, от которого я, обретя свободу, больше никогда не отклонялся. В Шотландии я уже исцелился от умственного недуга, заставлявшего меня вести жизнь уединенную; но я оставался подвержен другому, не менее опасному заболеванию, которое могло рано или поздно лишить меня плода всех моих несчастий и всей моей опытности. Увлекаемый той потребностью изливать душу, которая заставляет нас делиться нашими заботами и тревогами с окружающими, я остался верен мании сочинительства. Между тем, увы, лишь горстке избранных душ позволено сочетать энтузиазм с покоем, останавливать взор только на прекрасных пропорциях и переносить их в свои создания. Я страдал, как говорят непризнанные души и дурные поэты, и желал высказать мои химерические страдания в стихах. Вдобавок я никогда не имел
Встревоженные ученые послали к ним академика, и тот явился во всеоружии своих сочинений
Удачи верной легких тех умов,
Которым музы вход в сокровищницу слов
Открыли уж давно[298].
В погоне за вдохновением я ложился то на брюхо, то на спину; порой я, на манер Поупа, прогуливался широким шагом по сумрачным аллеям в окрестностях замка[299] и пугал Птиц глухим ворчанием, вырывавшимся из моей груди. Поверите ли? тайная досада от собственной беспомощности внушала мне злые мысли: я ненавидел тех, кто счастлив, ненавидел общественные установления, ненавидел прошлое, настоящее и будущее, ненавидел всех и вся. Со времен царя Соломона люди написали много книг, но одна так до сих пор и не создана, хотя ей бы не было цены: это книга, которая бы изобразила все горести литературной жизни. Exoriare aliquis![300]…И даже сам лорд Б. со всем его гением… Но я замолкаю из почтения и благодарности. Скажу лишь, что, утомленный жизнью поэтической, он решил возвратиться к жизни обыденной и успокоить бури своего сердца в лоне супружеской любви. Однако было уже поздно: брак окончательно разрушил его существование. Несчастному Б. не осталось ничего другого, как отправиться умирать на чужбине. Какой
Цитата из стихотворения поэта-песенника Пьера Ложона (1727–1811) «Сожаления об утраченном».
Цитата из песни Беранже «Цыгане», оканчивающейся, вполне в духе медвежьей философии, словами: «А счастье воля нам дает».
Счастливы будьте, друзья! Ваша доля уже завершилась; / Нас же бросает судьба из одной невзгоды в другую (
Цитата из «Оды графу де Люку» Жан-Батиста Руссо (1671–1741).
Возможно, ернический намек на эпизод, приведенный во всех биографиях английского поэта Александра Поупа (1688–1744): жертвы его сатир выпустили памфлет, где утверждали, что когда он «мирно прогуливался», двое незнакомцев раздели его и высекли.
Дословно: «Да восстанет некий» (
