в этом месте, не видела его на картинках, и не проезжала мельком мимо… Но знала – это ее дом, и она была здесь…всегда.
Она шла по дому, ведя рукой по стене. Свет незачем было включать, каждый уголок, каждый поворот был Эльзе известен. Как будто она ходила здесь тысячу раз. Стены ласкали руку легкой прохладой. Старая, местами облупившаяся, лепнина… Шла, и где были, открывала окна, чтобы выветрить запах затхлости и пыли… Она не боялась этого дома, и точно знала, что здесь больше ничего не может с ней случиться. Заржавевшая решетка камина, с черной застарелой сажей, в нем когда-то полыхал так ласково огонь… Странно, но как будто вновь ударил в нос запах горевших дров, и руки согрелись от неведомого тепла. Сверху камина в свете исчезающего солнца гордо смотрел, распахнув крылья, бронзовый коршун. Статуя покрылась ржавчиной от времени и была покрыта пылью, но железные очи огромной птицы как прежде величественно смотрели куда-то поверх голов на закат, как глаза неповерженного царя. В этом доме никогда не висели чучела убитых животных. В нем перекатывался смех. И каждая мелочь, каждый камень, доска, замок или штора, каждый кусочек лепнины были выделаны чьей-то любящей рукой… Когда-то давно.
Свернувшись, как можно только клубочком в спальном мешке на старом полу она уснула.
За окном совсем стемнело, и вовсю разгорелись вечные звезды. Эльза не могла уснуть. С ней так бывало практически всегда, на новом месте. Но этот дом был особенным, и даже не смотря на чувство, что все здесь благоволило к ней, она была напряжена. Прислушивалась к звукам леса за окном, к столь непривычной тишине вокруг. Без не прекращающегося шороха шин и гудков автомобилей, без хлопанья подъездной двери и чьих-то шагов по лестничной клетке.
Она сидела посреди захламленной и грязной гостиной, так она сама окрестила самую большую проходную комнату на первом этаже, где был камин. Сидела, вытянув ноги на спальном мешке, положив рядом пепельницу, бутылку с водой и сигареты. Она уже обследовала дом. Но оказалось, что в нем не работает электричество, и с наступлением полной темноты осмотр пришлось оставить, чтобы не повредить себе что-нибудь. Было очень тихо вокруг. Ставни и закрытая изнутри дверь скрадывали окружавшие дом звуки, и ей ничего не оставалось, кроме собственных мыслей. Приятная нега уединения и покоя сменились чувством одиночества и, почему-то, любовной тоски. Мысли вихрем неслись в голове, толкая друг друга, и перескакивая с одной на другую. Все ее невысказанные комплексы и страхи, опыт уведенного и пройденного самой, кинофильмом проносился перед глазами. В этих местах она могла думать спокойно. Как будто не ее, Эльзу, касалось все это, даже то, что было в ее голове. А кого-то неведомого ей, кого-то другого. Она смотрела и слушала себя как бы со стороны, столь отстраненно, что острота эмоций или накала переживаний и страстей уже не достигали ее сердца. Там был лишь покой.
И все-таки, оглядываясь на себя со стороны, забившуюся в домик посредине леса, она
