Наверное, никогда так отчетливо и ясно старик не чувствовал, что умирает. Умирает пока не совсем. Его тело, может быть еще долго, будет шествовать и кашлять. Но то, что внутри исчезало необратимо.
Медлить больше было нельзя. Он еще раз посмотрел на кружку с заплывшим спитым чаем. Если остановиться – то это все, что у него останется. И никакие деньги, пусть даже на лекарства, ему не помогут. Тот же спитый чай. Лучше уж совсем без лекарств умереть быстрее, чем так, как сейчас. Ведь он не молодеет… И вернуть жизнь ничто уже не поможет. Хозяйка дома сказала ни в коем случае не приближаться к подвалу… И если она его поймает и выгонит, то никто, не он, ни заказчик, ничего уже не смогут поделать…. А дверь она может еще и замуровать, тогда проникнуть туда незаметно будет вообще невозможно… Медлить было нельзя… Сил даже встать, казалось, почти не было. Он встал. Не торопясь, собрал нужные инструменты, выгреб из холодильника немного еды. По дороге заехал в супермаркет… Как красиво они теперь назывались, а он все никак не привыкнет. Старик усмехнулся. Купил воды и оставшееся необходимое. Старый уазик, отданный ему Андреем во временное пользование, чтобы он мог выбраться из дома и сам съездить за недостающим материалом, здорово пригодился. С хозяйкой они разъехались вместе на машинах, скорее всего она не должна вернуться. Там ведь даже негде спать.
Лес встретил его холодным молчанием. Только шум покрышек раздавался по затертому с колдобинами асфальту. Казалось, что окружающий мир умер. Так бывает перед грозой или ураганом. Природа затихает, как бы прислушиваясь, уже не кричат и не летают под облаками птицы, не стрекочут ночные насекомые, а листва и кроны деревьев застывают как по мановению в детской игре “море волнуется раз!». Ветра нет. Но запаха озона не чувствовалось. Так же как приближающейся опасности или преграды. Лес казался заколдованным и присмиревшим. Как притихший зверь, опуская голову, пропускает зашедшего к охраняемому дому.
Он спустился в подвал. Еще в прошлый раз он сварганил здесь хорошую лампочку, починил проводку, и бетонное серое помещение залил ослепляющий свет. Дверь была заперта. То есть на том месте, где она должна была быть, была как прежде ровная гладкая стена. Он осматривал ее миллиметр за миллиметром. Трогал любую, показавшуюся выпуклость, отслоившуюся штукатурку. И понял тщетность своих усилий лишь тогда, когда уже раз в десятый дошел до соседней стены. Сел. Следы его отковыриваний были хорошо видны. Пересел около них. Постарался придать себе подобную как тогда позу. Очень медленно, стараясь не поворачивать головы и все – таки смотреть назад, стал пятиться и заваливаться на спину. Он упал. Ничего не происходило. Он проделывал этот номер еще и еще раз. Кости не выдерживали чрезмерных нагрузок и спина и все тело уже невыносимо болело. С непривычки, стало резать в глазах и зашумело в голове, мозг перестал думать. И не рассчитав, в очередной раз он упал с размаху и по- настоящему. Раздался шорох открывающейся двери. Измотанный в своих проблемных попытках, он как ошпаренный вскочил на четвереньки.
