зеленых яблок. Экин перевернул страницу моего блокнота, где накануне нарисовал мне продуктовую карту Турции, и стал писать рецепт, поясняя вслух разные тонкости. Сначала обжарить лук, потом добавить замоченный рис, жарить еще, добавить молотый душистый горошек, корицу, сахар, соль, перец, потом начинить мидии: «Много риса не клади, клади столько, сколько в ракушке мяса. Залей водой, накрой тарелкой, чтобы они не раскрылись, и вари двадцать минут. А, подожди, ты же, наверное, не знаешь, как их открывать», – и он показал мне, как и куда нужно вставлять между створками нож.
На Истикляле подростки продавали людей-пауков, бросая их в стены. Аккордеонист пел «Катюшу»; духовой оркестр украшал улицу джазом. Нарядный парень месил и тянул свою дондурму. По трамвайным путям шел человек в наушниках, и за его спиной без пользы сигналил трамвай, спускавшийся от Таксима. Наконец вагоновожатый не выдержал, скомкал какую-то бумажку и кинул тому в плечо. На Таксиме мы взяли по мокрому бургеру. Вокруг было полно полицейских. Экин показывал на деревья и рассказывал, что тут творилось весной: «Они хотели все тут вырубить, но мы им не дали».
Он повел нас в гости к своей знакомой, которая жила неподалеку, на одной из улиц, которые спускаются от Таксима к Босфору. Это была подводный фотограф. Она показывала нам сине-голубые снимки глубин, Ваня – свои фотографии корриды и индийских лесов. У нас было с собой виски, у нее нашлась ракы. Мы говорили про фотографию, Стамбул, Россию. Ваня открыл на ее компьютере ютьюб, и мы стали смотреть клипы «Ленинграда».
За полночь мы вышли к Таксиму, и у точки с мокрыми бургерами Экин поймал нам такси. Таксист был высоким худым парнем. Когда мы с Ваней загрузились, то на переднее сиденье подсел еще один высокий худой парень. Водитель сказал, что это его друг, которому по пути. Мне это показалось странным, но я промолчал. Дорога становилась какой-то слишком длинной. Я сказал об этом Ване. Он что-то напевал, подремывая, и сказал, что у меня паранойя. Но он был в Стамбуле в первый раз, а я в третий, и нас везли определенно куда-то не туда. Когда мы стали переезжать через Золотой Рог, я увидел, что Галатский мост светится далеко слева, и спросил, в чем дело. Таксист сказал, что там ремонт, и он поехал другой дорогой. «Ремонт?» – переспросил я. «Ремонт, – кивнул он. – Я знаю дорогу». Машина остановилась на темной улице, и он сказал выходить: «Там дальше все перекопано, вон там Голубая мечеть, а рядом ваш отель». «Ничего там не перекопано», – сказал я. «Все перекопано», – сказал он. Я сказал: «Ладно», – и протянул сто лир. Он взял их, но вместо сдачи показал купюру и сказал, что я дал всего десять. «Я дал сто», – сказал я. «Деньги давайте!» – сказал он, уже не глядя в зеркало, а развернувшись. «Ничего я вам больше не дам», – сказал я. Его приятель сказал, что мы уже такие пьяные, что ничего не соображаем, выскочил из машины, распахнул мою дверь и заорал, чтобы мы проваливали. Я успел записать номер в блокнот. Мы побрели в сторону Султанахмета. Ваня посмеивался,
