человека, столкнувшегося с непонятным.
– Ясно, – вновь обретшим твердость голосом произнес конвоир. – Под дурачков косим. Причем всей хатой[7]. Видать, по карцеру соскучились. Ну-ну.
Объяснение было найдено. Мир вновь стал простым и понятным.
– Ладно, начальство разберется, – бросил конвоир. – Ну, чего встал?
Это уже относилось к Виктору.
– Руки за спину и на выход…
Потом был «боксик» – крохотная камера метр на метр с деревянной лавкой и дверью, упирающейся в колени. Часа через два незнакомый конвоир отвел Виктора в другую камеру.
Это была «одиночка». Такая же железная «шконка», небольшой стол, стул по другую сторону стола с вмурованными в пол ножками, отгороженный цементным бортиком унитаз, раковина. И окно, через которое сквозь щели в частых металлических полосах сочилась струйка попахивающего бензиновым выхлопом столичного воздуха.
Что ж, и на этом спасибо.
Виктор сел на шконку.
И только сейчас понял, как он устал.
Сил не было вообще. Ни в мистическим смысле, ни в обычном, человеческом. Поэтому, подумав, Виктор забрался на нары с ногами и, усевшись на них в позе лотоса, закрыл глаза.
Ведь, если ты действительно хочешь обрести утраченный Путь, тебе не нужно искать для этого особое место. Подойдет любое, даже место на жесткой тюремной «шконке», сваренной из железных полос.
– И давно он так сидит?
– Да уж порядком.
– Точнее.
– Два месяца и восемь дней.
– И вы ничего не предпринимали?
– Сообщили вашим. Пришел приказ: если живой – не трогать, пусть сидит. Ну мы проверили. Дыхание в норме, хоть и слабое, пульс нитевидный – еле нащупали. На раздражители не реагирует. Как до сих пор жив – непонятно. Не ест, не пьет…
– Самадхи[8].
– Что?
– Однонаправленная медитация.
– Простите, не понял?
– Неважно.
Майор оторвался от монитора и встал с кресла.
– Проводите меня к нему.
Начальник оперативной части СИЗО с подполковничьими звездами на погонах замялся.
– Но… это опасно.
Майор усмехнулся.
– Как же, слышал, как он вашу пресс-хату[9] прессанул. Кстати, они живы?
– Живы, – буркнул подполковник. – Только лучше бы он их поубивал.
– Для кого лучше?
– Для них. Они по сто одиннадцатой[10] шли. А сейчас все на дурке. И, похоже, до конца жизни. Бродят из угла в угол, слюни пускают, бормочут что-то… По мне, так лучше на зоне, но в своем уме.
– Если б что-то случилось с Савельевым, преимущества зоны кое-кто проверял бы на собственном опыте, – жестко сказал майор. – Идемте.
Подполковник
Хата (жарг.) – камера.
Самадхи (санскр.) – «гармония, погружение, завершение». Сверхъестественное, мифическое состояние сознания, одним из методов достижения которого является полное отключение от внешнего мира.
Пресс-хата (жарг.) – камера, в которой заключенные, специально подобранные администрацией тюрьмы, насильственными методами добиваются от других заключенных выполнения задач, поставленных администрацией.
Сто одиннадцатая – статья 111 Уголовного кодекса РФ. «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью».
