болящий народ на Малую Арнаутскую.
Светлана Борисовна уже не справлялась в одиночку с ажиотажем людей, текущих на сеансы к «Шаману» и «Геночке» со всей одесской области. Пока она занималась администрацией, нужно было поручить кому-то кассу и бухгалтерию. Поэтому она обратилась за помощью к магу, и тот прислал к ним завитую блондинку Ирину, лет тридцати пяти от роду.
Она была дипломированный экстрасенс, лишенный магических сил.
Воспоминания об утраченном даре приводили Ирину в состояние слёзного отчаяния, но она твёрдо намеревалась вернуть свои способности.
Соловей сдала одну комнату мужчинам, вторую – Ирине. Третью заперла на ключ, а сама ушла жить к дочери.
В один дождливый вечер Ирина, Гена и Цыремпилов собрались на кухне, чтобы пропустить по стаканчику вина и обсудить чудеса трудового дня.
Над ними витала простуда, выбирая жертву. Наша троица вольно или невольно составила облако противодействия микробам и вирусам. Простуду выставили в другую комнату, затем за порог. Она вылетела на улицу, злобно билась в окно, затем оседлала ветер и со злобным свистом полетела искать гостеприимства в другое место.
– Я теперь ослепла, – объявила Ирина. – Лишили вИденья! Даже Альфредик не в силах помочь! Братья, прошу, заступитесь! Хотя бы сделайте попытку!
– Кто же наказал тебя? – спросил Цыремпилов.
– Мало ли кто наблюдает за ясновидящей женщиной!
– За какой огрех?!
– За блудливость!
– Мужу изменяла?
– В разводе я! В жизни случались минуты слабости. Но могу, и даже решительно готова это преодолеть. Короче, меняю свои слабости на свои возможности!
– Это у тебя хондроз, – сказал Цыремпилов. Наросты в грудном и шейном отделе подобно глухой занавеске закрывают третий глаз. Я тебя простучу. Потом облучу полем твою голову.
Она тут же, не дожидаясь приглашения, обнажила спину и, став коленями на скамейку, легла туловищем поперёк стола, как плеть:
– Ваши уста, Виктор Амбарцумович, мёд проливают на мою измученную душу. Если бы вы знали, как хочется верить. Уж простучите, будьте любезны. А вернётся ко мне виденье, в долгу не останусь.
– Привстань, благая душа, мы под тебя кофточку постелем. Вот так! Ну что ж прошу прощения за возможную боль. А вернется к тебе особое зрение или нет, на то не моя власть.
Гена прижался к теплой батарее, отхлебнул вина и стал наблюдать. Узкий стол шатался, поскрипывал. Цыремпилов укладывал безымянный и средний пальцы на крылья остистых отростков Ирины и быстрым ударом правой руки по этим пальцам раздвигал позвонки. Работая, он бубнил привычную мантру о наростах солей.
Гена вспомнил о семье и по привычке захандрил. Дочку они отправили на месяц в Поповку к Лениным родителям, и Лена осталась в симферопольской квартире
