И умел самые обычные наблюдения передать так, что слушателям казалось, будто это было самое увлекательное, что может быть в жизни.
На четвёртом курсе случилась неприятность: одна из девушек, которая залетела как мотылёк на его свет, забеременела. Он был потрясён. Совершенно не представляя себя отцом, тем не менее решил, что поступит как честный человек и женится. Придя к матери с этой новостью, он ожидал всего, что угодно, кроме её предложения уехать в Бонн, тогда столицу ФРГ.
– А как же… – успел только начать он, как мать перебила его:
– Не переживай, всё устроим. Такой путёвки может уже не быть. Поезжай и отдохни. Приедешь, и решим, что делать.
Взяв у него номер телефона девушки, мать в этот раз по-быстрому собрала его в дорогу. Обошлось без застолий и долгих прощаний.
Мир менялся, и мелкое дребезжание земли под ногами было уже ощутимым. И неизвестно, получилось бы ещё куда-нибудь поехать. Кресло под отцом, как и у всех партработников, зашаталось. В угаре студенческой жизни он почти не заметил, как страна начала разваливаться, одновременно открывая границы для всех.
Когда он вернулся из Германии с твёрдым намерением выучить ещё и немецкий, девушка, которую он оставил, вышла замуж. Мать сказала, что, скорее всего, она обманула его, чтобы выбиться в люди, пользуясь связями их семьи. Но потом совесть заставила признаться, что отцом ребёнка является тот парень, за которого она вышла замуж. Неожиданно для себя он тяжело пережил эту историю. В Германии он нет-нет да и заглядывался на детские вещи в магазинах. И даже купил пару диковинных тогда в стране комбинезонов. Торжественно пообещав себе никогда не жениться и не верить больше женщинам, он ритуально сжёг комбинезоны в дачном камине и закрыл для себя эту историю.
Мир рушился, границы открывались, а он уезжал, прилетая всё реже и реже и привозя с собой новые рассказы о новых странах. Но теперь не только о блистательных европейских столицах, но и о лагерях беженцев на Ближнем Востоке, о древних храмах в Камбодже, о стоянках бедуинов в пустыне…
И как только он появлялся в городе, собирались, приезжали те, кто по-прежнему называли себя друзьями и приятелями, и слушали его рассказы. Шли годы. Одноклассники и однокурсники взрослели, обзаводились лысинами и животами, потом сединами и морщинами. Женщины, которые его любили и которых он одаривал своим вниманием, блекли, поправлялись, и на их лицах с каждым разом появлялись следы всё более ожесточённых баталий за молодость. Им не о чем было рассказать миру: лишь о заботах, детях и супругах, о злобных начальниках и тупых подчинённых, о скучных семейных выездах на море.
А он был как заговорённый: такой же молодой и подтянутый, с тем же ворохом красивых историй и приключений. Его приезд был камнем, от которого расходились круги в стоячем болоте их существования. И только об одном он не рассказывал никогда. О женщинах.
Возможно, именно это позволяло чувствовать их всех равноудалёнными, не ревновать
